Сердцем в Израиль

Говорят, символ сердечка, который нынче можно увидеть где угодно, изначально появился как два сложенных вместе анатомически правильных сердца. Если сложить вместе два силуэта государства Израиль, выйдет похожий эффект. Получится фигура похожая на стрелку компаса. Может быть, поэтому каждый еврей носит у себя в сердце маленький Израиль, который вечно стремится прильнуть к своему реальному прототипу.

Эту тягу можно использовать по-разному — не только как притяжение, но и как движущую силу. Я всю жизнь считал, что моя принадлежность к народу Израиля к чему-то меня обязывает. Евреи — народ героев, творцов и, что всегда было важнее для меня, подавляющего числа нобелевских лауреатов. Это задавало планку, требовало становиться лучше, развивать науку, чтобы помочь всему человечеству.

А науку до некоторой поры можно было двигать из любой точки мира. В советское время евреев называли космополитами. Это было ругательством. В моём понимании это — почётный титул. Можно жить где угодно, если ты гражданин мира, и просто помнить, что в мире есть страна, где для тебя есть место.

Всё изменилось очень быстро, когда началась война с Украиной. Современная наука — давно уже не дело гениальных одиночек. Мир, покрытый переплетением связей, изменил то, как сегодня люди добывают знания. На смену ментальным шахтам пришёл промышленный карьерный метод. Вот и я строил карьеру как один из элементов сети научного сообщества.

Сегодня учёному надо быть подключённым ко всему миру. Нужен постоянный диалог, обмен мнениями, свежий взгляд того, кто заметит ошибки в рассуждениях и, заметив, не преминёт сообщить об этом. Если повезёт, то только тебе, допустившему ошибку, а не всему миру. Даст возможность исправить недочёты, которые ты не увидел сам. Но дело не ограничивается только общением. Сегодня наука — дорогое занятие. Оно требует приборов, расходников, проведения множества испытаний. А ещё — статей, встреч, разговоров.

Часто учёные даже не замечают, насколько дорогим может выйти разговор, в котором двое людей просто делятся черновыми размышлениями, возникшими при планировании пробного, кажущегося незначимым, эксперимента. Получение данных для этих размышлений, возможность именно этим двоим людям встретиться и поговорить — всё это, кажется таким простым, на деле требует множества усилий.

И всё это русские учёные потеряли в одночасье, когда сети связей порвались, как только по пунктиру контурной карты страны провели толстую красную линию остракизма. Прекратились поставки реактивов, публикации в серьёзных международных журналах, исчезли гранты на исследования. Заниматься наукой вдруг стало гораздо труднее. Старые сотрудники с усмешкой вспоминали, насколько тяжелее было в советские времена. Молодёжь с ужасом думала, что эти воспоминания скоро могут стать реальностью.

Часто учёные даже не замечают, насколько много может принести один небольшой разговор. Говорят, единственный источник новых мыслей у нас в головах — это другие люди. Оказавшись отрезанными от мира, русские учёные ощутили, насколько тяжелее стало думать новое, свежее, креативное. Тем более что и свежесть, и креативность мысли вдруг стали не в чести в обществе.

Именно тогда мы с женой вдруг почувствовали, как компас в сердце неумолимо поворачивается в сторону исторической родины. Что живущий в сердце Израиль всё сильнее тянет нас к своему реальному прототипу. Поначалу мы просто хотели продолжать спокойно заниматься своим делом. Но постепенно, начав изучать язык, погружаясь в историю и искусство, отмечая новые для себя праздники, мы всё сильнее понимали, что эта земля, ставшая плодородной именно благодаря тем людям, которые всю жизнь задавали для нас планку, может превратиться для нас  в настоящий дом. Тот дом, который мы потеряли, осознав, что страна, в которой мы прожили всю жизнь, вдруг стала чужой.

Мы начали готовиться к переезду. Выбирали между дорогим, но несмолкающим Тель-Авивом, очень русскоязычной, со встроенными в горные улочки кардиотренировками Хайфой и сохранившим неимоверную древность Акко. Остановились на последнем. И это был первый виток эйфории.

— Вы учёные? Конечно, вы нужны.

— А какие вы учёные? Вирусологи? О, это же сейчас очень актуально!

— Конечно, в Израиле есть программа абсорбции учёных. Вы обязательно там устроитесь.

С каждым месяцем, что документы были на рассмотрении, мы всё больше удивлялись себе, почему не переехали раньше. Почему не отправились туда, где нас ждут, где наука на европейском уровне, где люди действительно меняют мир, а не просто заполняют отчёты о написанных статьях.

Конечно, ближе ко времени отъезда появился и страх. Появились скептические голоса, предупреждавшие, что первые несколько лет жить будет очень непросто. Что другой язык, другая культура, другие люди — всё это потребует уймы сил, чтобы приспособиться. Но маховик энтузиазма было уже не остановить.



Ещё сильнее возрос энтузиазм сразу после переезда. Всё было новым, необычным. Море, пальмы, попугаи – всё то, что раньше мы видели только в отпуске, здесь оказалось нормой жизни. И мы погрузились в новую жизнь. Учили язык, ездили по стране, посещали друзей, переехавших раньше. Они в один голос приветствовали нас радостным: «Наконец-то». Чувствовалось, что жизнь удалась.

А потом началась война. Не такая, как в России. За неё не было стыдно. Наоборот, мир как будто стал ближе. Тот маленький Израиль, что жил в сердце, стал пульсировать, и этот пульс мы видели в людях вокруг. Мы чувствовали, что теперь-то точно должны что-то сделать для принявшей нас страны. Ульпан уже подходил к концу, и мы стали искать себе работу.

Адсорбция в науке откликнулась со сдержанным энтузиазмом.

– Что ж вы так далеко на север забрались? Вся наука в центре. Нет, не переживайте, конечно, что-то для вас найдём. А дипломы у вас подтверждены? А лицензия есть? А курсы медицинского иврита вы прошли? Ну что ж вы так?

Современных учёных иногда сравнивают с героями притчи о том, как четверо слепцов ощупывали слона. Каждый знает много в своей области, но полной картины из этого не складывается. Задачи, которые необходимо было решить, чтобы найти работу в науке, напоминали слона. Он возвышался над нами огромной горой, и периодически ощупывал нас хоботом. Что ж, подумали мы, обращаться со слоном мы привычны. Его надо есть по кускам. 

Первое, чем занялись, – подтверждение дипломов. Документы, справки, печати. Чего-то не хватает. Надо ехать за этим в Россию. Страшно – вдруг не выйдет выехать обратно. Но как иначе? Ладно, подадим, что есть. Ну что там, подтвердили? Нет, люди в чате говорят, надо ждать до двух лет. Давай остальное подадим, чтобы ожидание уже началось. Так за этим надо в Россию, а там страшно.

Россия встретила двух новых евреев очередями. На границе, в магазинах, в учреждениях, которые должны выдать и заверить документы. Хвост каждой очереди напряжённо вглядывался вдаль, голова напряжённо молчала. Середина шутила и улыбалась. Нельзя же жить исключительно в нервном ожидании.

И снова были встречи с друзьями. Они в один голос приветствовали нас радостным: «Вот это вы молодцы». Казалось, покинутая страна совсем не сожалела о нас. Это вызывало некоторое разочарование, но и вселяло чувство свободы.

Документы удалось собрать не все. Но нужно было уже возвращаться к себе, в Израиль. Звала работа. Нет, не в науке, а простая работа новых олимов, которая была нужна на время, пока не удастся найти места, где мы будем делать то, что умеем хорошо. То, в чем умеем приносить пользу.

И вот мы вернулись назад. Вокруг снова было лето, особенно тёплое после начавшихся в оставленной стране осенних дождей. Снова понятная жизнь, в которой нет Большого Брата, но очень много переживающих за тебя соседей. И снова всё тот же слон, который, кажется, успел подрасти за время нашего отсутствия.

Соседей, которые стараются помочь, в Израиле и правда много. А учитывая размеры и связи, соседями оказывается практически вся страна. И иногда они предлагают решения, которые нам самим никогда не пришли бы в голову.

– Ваши дипломы всё ещё на рассмотрении? Таких, как вы, сейчас несколько тысяч. Кстати, не хотите рассказать об этом в Кнессете?

– Как в Кнессете? Это же как в Кремль заявиться! Кто нас там слушать будет?

– Будут, будут. Значит, слушайте: завтра приезжаете в Иерусалим, садитесь на автобус…

Это было настоящим шоком. Двух недавних приезжих пустили, проводили, выслушали и расспросили главные люди государства.

– Спасибо, что рассказали о ситуации, – сказал нам помощник депутата. – И, раз уж вы всё равно здесь, не упустите самое важное, что надо сделать в главном управляющем органе страны. Сходите в столовую.

Сидя среди тех, кто создаёт условия нашей жизни, жена сказала:

– Слушай, а цены здесь как в той дешёвой столовой при синагоге.

– Да, выходит, мы с тобой каждый день питаемся как депутаты.

Говорят, умный человек наступает на грабли для того, чтобы поднять их с земли, не наклоняясь. Я довольно хорошо понимал, что если буду считать себя слишком умным, то получу рукояткой по лбу. Хорошо, что кроме ума есть ещё и мудрость. В нашей семье она досталась жене. Когда подошло время перебираться из уютного олимовского инкубатора Акко в настоящую жизнь, в Хайфу, она снова обратилась к адсорбции в науке, успевшей подзабыть о нас.

– Да, – сказали нам, – у нас есть одно место, будто специально для вас. Проблема в том, что оно только одно.

Кто именно из нас будет подаваться на это место, мы с женой решали как взрослые разумные люди. Разыграли в карты. Выигрыш и возвращение в науку достались ей. К тому моменту оптимизм успел основательно поугаснуть, но теперь он вспыхнул с новой силой. Казалось, что-то изменилось. Казалось, что следом за первой удачей обязательно последует вторая. Что переезд в Хайфу введёт в эту игру какие-то новые правила.

Я стал обивать пороги Техниона, университета Хайфы медицинских лабораторий. С удивлением осознал, что уровня иврита, тихо тренируемого в русскоязычной среде Акко, хватает не только чтобы спросить цену в магазине, но и чтобы худо-бедно, перебиваясь на английский, пройти собеседование. С каждой встречей оптимизм расправлял крылья. «Да, нам нужны люди вашей квалификации, есть только проблема с деньгами. Но мы попробуем её решить».

Уверившись в скором успехе, я стал ждать возвращения в науку. А затем начались отказы. Каждый прилетал как удар ручки грабель по лбу. «Увы, денег найти так и не удалось. Удачи в поисках». Удачи, что скопилась в пожеланиях, хватило бы на то, чтобы озолотиться в казино.

Если совместить два силуэта государства Израиль, получится фигура, похожая на магнитную стрелку. Вот только, оказавшись в центре притяжения, магнит не указывает больше никуда. Стрелка лихорадочно кружится в разные стороны, и путник не знает, куда идти дальше. Моё сердце радуется в Израиле. Но указать, как быть, чтобы приносить чуть больше пользы, чем закручивая гаечки, оно, кажется, уже не может.