Приключения репатриантов или Первые дни на новой Родине

Две семьи репатриантов прилетели в Израиль накануне праздника Рош Ашана . Должны были встретить их из кибуца. Но прошли уже все сроки, а к ним никто так и не подошёл. Что делать? Им сказали: езжайте в гостиницу, вам положено три дня бесплатное проживание: вот вам бумага для устройства. Текст был напечатан на иврите и на русском.

 

 Такси тоже, только один раз можно было заказать за счёт еврейского агентства.

 

Русскоговорящий служащий попытался взять плату. А они ему бумагу к носу суют — «ты чего? Какие 40 долларов в сутки? У нас на всю семью только сто долларов, ты видишь, тут русским языком сказано: три дня — бесплатно!» Служащий передумал взимать и вручил семье ключи.

 

Гостиница — аппартаменты была вполне себе удобная, там были и холодильник и печка и утюг. Нашелся телефон дальнего родственника… Он очень удивился звонку: «вы откуда звоните?» ‘Нас тут семеро и мы в гостинице, нам всего три дня можно тут…» «Ох, я ж вообще не дома, на отдыхе сейчас, в другой части страны! Ничего побудьте три дня, на третий я за вами приеду.»

Дверь в комнату не закрывалась — туда сюда сновали разные люди, в основном репатрианты и помогали вновь приехавшим: кто кастрюльку одолжит, кто продукты, кто совет даст… Так и поужинали.

 

Наутро разделились на две группы: одна из мамочек со всеми детками отправилась на море. Вторая группа в составе из второй мамочки и двоих мужей отправилась на добычу продуктов. Ещё на родине им внушили мысль, чтобы в суперах продукты не покупали — «дорого, берите все на рынке». Вот и пошли. По самой жаре пешком. 

 

Шли несколько километров по знойному Тель-Авиву. Выбились из сил. На одной автобусной остановке увидели человека, который говорил по-русски… Обрадовались ему как родному! Он подсказал как доехать на автобусе, и совсем недорого. Доехали ещё остановок пять и вышли прямо на конечной остановке — на рынке. На базаре было непривычное изобилие и глаза разбегались. Сначала купили только картошку и помидоры с огурцами, потом ещё посовещались и… «гулять- так гулять!» взяли ещё курицу. Обратно ехали долго, минут сорок — автобус петлял, но добрались прямо до гостиницы без жары и приключений. 

 

Дети с одной мамочкой уже вернулись с моря и собрались было отдохнуть, да тут «продукты приехали!» . Потом оказалось что необязательно так далеко за ними ездить — рядом есть магазин и цены на продукты почти такие же как на рынке .

 

Так и протусовались три дня, до того времени, когда надо выезжать.

 

Уже вещи собрали, стали в холле ждать родственника. А сами думают как мы к нему в машину поместимся? Как мы свалимся все семеро на голову малознакомым людям, хоть и родственникам, да ещё с детьми?

 

Долго ждали, начали уже волноваться… Тут вдруг заходит бородатый мужик, улыбается. А вы чего не выходите? Я вас на улице поджидал…

 

Машина была большая — минибус. Все устроились и гору чемоданов тоже смогли втиснуть…

 

Пока бабушка, мама хозяина детьми занималась — (она сразу взяла их всех под крылышко) отправилась с ними за сладостями и мороженым, глава семьи взял взрослых в охапку и повел их оформляться в банк, чтобы корзину абсорбции получить, потом квартиру с’емную смотреть, потом на почту… 

 

«Да как же мы там жить будем, она же пустая совсем?» «

«Ничего! Вечером на «выставку» пойдем, будет вам мебель!»

«Какую выставку? На что будем покупать?»

 «Пойдем гулять — все сами узнаете!»

 

Пошли «гулять».. На каждом шагу им попадались предметы мебели. Есть такая традиция у израильтян, особенно на еврейский Новый год покупать новую мебель, а старую на улицу — может кому и пригодится… И если мебель в состоянии разобранном — вся фурнитура аккуратно болтик к болтику сложена в мешочек, и привязана к мебели. Вот так новые репатрианты не просто обрели квартиру на с’ем, заключив договор об аренде, но и по минимуму обставили её за пару-тройку вечеров, включая спальные места для всех. 

 

В реальность всего происходящего было трудно поверить — голова шла кругом. Та мамочка, которая рассказала мне все это, спустя две недели таких же сумашедших и перенасыщенных деньков, села писать своей маме письмо…

 

 Написав, она не смогла прочесть ни одного слова — хотя все буквы были русскими и читались. Она ничего не могла понять. Дала почитать золовке. Та пробежала глазами и застыла в недоумении, а потом разразилась смехом… Все письмо было написано в зеркальном отражении по-русски, но справа налево!

Вероятно, таким необычным образом, мозг среагировал на выход из зоны привычного.

 

2. Коллектив

Больше двух лет я ездила в одном и том же маршруте автобуса в одно и тоже утреннее время. Пассажиров возил и сплачивал очень харизматичный водитель по имени Мони (это усюменьшительное от Соломон). 

 Постоянные пассажиры, словно постояльцы харчевни, дружески здоровались с хозяином. Он находил пару слов для каждого. 

«Ты обновила стрижку?» Как поживают твои внуки» «На новую работу ещё не устроился?» «Ну как съездили за границу? Кормили хорошо?»

 Молодая девушка зашла с тортом. Водитель объявляет в микрофон: «У Мазаль сегодня день рождения! Пожелаем ей счастливого праздника!» Автобусная публика хлопает радостно в ладоши. 

«Хозяин» не любил запах сигарет, обилечивал только что покуривших пассажиров, и демонстративно опрыскивал освежителем воздуха пространство вокруг себя и вслед пассажиру. «Ох и куряка!» — ворчал .

 Включал новости по радио и громко обсуждал их с сидящими близ пассажирами.

 Когда передавали восточную зажигательную музыку — весь автобус начинал ходить ходуном — все пританцовывали сидя на автобусных сиденьях во главе с диджеем.

 Я по-настоящему начала себя чувствовать частью большого коллектива и до слез смеялась над шутками водителя, которыми он веселил весь автобус. Хотя и утро было слишком раннее и работа была тяжёлой, заряд бодрости после поездки со «своими» в общем-то чужими людьми сохранялся на целый день. 

Когда случалось ехать с ним вечером, пассажиры дремали долгой дорогой до нашего городка. Въезжая в город он радостным: «Просыпайтесь, уже приехали!» по микрофону будил нас, чтобы мы не пропустили свою остановку.

 

3. Ицик

 

Мы проходили с родителями мимо ларька с бурекасами, будучи ещё совсем зелёными репатриантами, свеженькими, меньше года в стране. 

 

Нас окликнул торговец, мы подошли, он предложил купить бурекасы. «Нет, спасибо» — ответила я. «Тебе работа не нужна? Здесь, у меня в киоске? Помощницу ищу. Плачу пятьдесят шекелей в день. На короткий день, до трёх часов». 

 

Я тогда не работала — была на распутье и раз в неделю должна была отмечаться в центре занятости. «Хорошо» — говорю, -«давай попробую». Работа была мне нужна не столько ради денег, 50 шекелей, разве это деньги? Это были для меня бесплатные уроки иврита, погружение в языковую среду….

 

Хозяин Ицик — так он представился (здесь в порядке вещей представляться для взрослого мужчины уменьшительным именем), полное имя его было Ицхак. А ведь нередко и в паспорте так и пишут: Ицик, Бени, Йони. 

 

 Ицик обладал густой шевелюрой слегка седоватых волос и широкой улыбкой, был добродушного и веселого нрава, лет ему было, так навскидку, приблизительно сорок пять (ого сейчас я уже старше его!).

 

 Покупателей было немного, работы тоже чуть-чуть, поэтому было время просто поговорить по душам. 

 

Ицик давно уже не стряпал сам бурекасы, он покупал свежевыпеченные в кондитерской за углом, метрах в двадцати от него. 

 

«Ты представляешь, Елена, когда-то ко мне выстраивалась длинная очередь. Тогда ещё не было всех этих новомодных суперов и маркетов. Люди приходили ко мне позавтракать или пообедать. У меня тогда водились деньги…» -вспоминал он, вздыхая. Я был тогда молодой, красивый — он показывал на фото молодого себя на стене киоска «Да, сипатичный» — подтверждала я — «ты и сейчас ничего».

 

 Ицик расплывался в улыбке и таял от удовольствия. «Я, такой, иду по улице, молодой, красивый, на мне рубашка и галстук, а все девушки в округе окликают меня: «Ицик!», «Ицик!»

 

Я представляю, как со всех концов к нему сбегаются девушки, чтоб только увидеться с ним, поговорить. Ещё бы, раз он сейчас так хорош, какое бешеное обаяние он излучал лет двадцать назад!

 

Иногда Ицик давал мне металлическую миску и посылал в кондитерскую. «Скажи что ты от Ицика, что я прошу сироп». Я шла с миской в кондитерскую, без единого шекеля, говорила заветные слова, хозяйка улыбалась, качала головой » Ох уж этот Ицик!» и наливала мне в миску сиропа. Ицик брал кисточку, и покрывал сиропом позавчерашние сладкие бурекасы, отчего те начинали блестеть как только что испеченные, и Ицик, зазывая покупателей, врал на голубом глазу, мол «покупайте свежайшие бурекасы, они только что вышли из печи!» Так как продукция лежала на подогреваемом плато, то она была ещё и теплой…

 

Бизнес его едва держался на плаву, и то что он ещё не накрылся медным тазом, думаю, в этом заслуга, исключительно, его невероятного обаяния.

 

У него была молодая жена и маленький ребенок. Наверное, долго выбирал, раз долго не был женат, ведь судя по его рассказу, девицы к нему, буквально, липли. Обычно к этому возрасту местные мужчины уже давно и безнадежно женаты и имеют как минимум троих разновозрастных детей. 

 

Однажды он дал мне десять шекелей и отправил на рынок купить ячейку яиц… Яйца стоили двенадцать. Я, не умеющая и не привыкшая торговаться, краснея и бледнея, попросила продавца уступить мне за десять. Как ни странно, продавец мне уступил, особенно, когда я сказала что «от Ицика» и довольно быстро. Хотя я чувствовала себя жутко не в своей тарелке. «Ох уж этот Ицик!», думала я себе, «неужели он не знал настоящей цены!». 

 

Так я выходила из зоны комфорта, учась восточной хитрости, и умению выкручиваться, опираясь то на уговоры, то на наглость, то на личное обаяние.

 

Однажды пришел к нему кредитор. Ицик был ему должен приличную сумму, которой у него не было. Кредитор был настойчив, но и Ицик не промах. Ицик красиво его убалтывал, пытался напоить его крепким кофе, накормить бурекасами. Кредитор стоял на своём. Ицик вился вокруг него лисой, казалось, что он гипнотизирует его своим шармом, потом он навязал, прямо вставил ему в сжатую кисть руки наличку, но ровно половину долга. И кровно-железно-честно пообещал лично вернуть «очень скоро» оставшуюся половину. Уболтал- таки… Восток — дело тонкое!

 

«Пойди, купи мне груши». Я впервые столкнулась со словом «агас» — груша, на иврите. «Что купить? Не знаю, что это… Нарисуй мне, как это выглядит». Ицик берет карандаш и рисует форму лампочки. «А, груши!’ — обрадовалась я новому слову…

 

Позвонила Ицику супруга и сказала что поломался утюг… Ицик отправляет меня за утюгом. Слово утюг не знаю. Ицик сказал слово, и чтобы его не забыть я иду и повторяю про себя по слогам трудное слово. » Мегаhец», «мегаhец» (h — гортанная, средняя между «г» и «х». Со мной записка с написанным словом. 

Прихожу в магазин и выдаю тщательно выстроенную фразу: «Мне нужен утюг». Вместо «мегаhец» они слышат «мега герц» и в недоумении от того что не понимают, чего именно я хочу, лишь внимательно вглядываются в меня, силясь понять. 

 

Я, увидев на полке утюг, тычу в него пальцем. «Вот такой же!». Парни продавцы заулыбались, обрадовались, что им удалось меня понять… «А-аа, тебе нужен утюг?!!»

 

Если не знаешь как будет слово, всегда можно найти способ об’ясниться: можно рисовать жестами в воздухе, на бумаге, искать переводчика, устроить пантомиму, показывая, как пользоваться предметом, тем более что продавец настроен на терпеливое взаимопонимание и иногда сам ищет пути понять тебя…

 

Как-то Ицик заметил, что в мою сторону, совсем не по-доброму так, косит мой соотечественник нетрезвой наружности. «Работница твоя? Из России?» — спрашивает он у Ицика. «Она из Польши.» — соврал Ицик, избавив меня от нежелательного общения.

 

Работу у Ицика мне пришлось оставить, после того как городское бюро по трудоустройству нашло мне место для официального трудоустройства горничной в гостинице. Ицику было жаль со мной расставаться, но платить больше пятидесяти шекелей он мне не мог, а мне нужна была настоящая работа.