Преодоление или серебряный путь в иудаику

«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»

Анна Ахматова

 

Хочу рассказать об удивительном человеке, с которым свело в Израиле журналистское ремесло. Его зовут Эзра… Фамилию называть не буду, она достаточно известна и, если кого-то заинтересует, скажу. Но… Мне показалось, что отсутствие конкретной фамилии как бы обобщает образ репатрианта, приехавшего в Израиль… за мечтой. Разве не за тем же ехало большинство из нас? Да и имя Эзра… Помощь! То, что стало содержанием и основой неординарного явления, совершенного Эзрой на Святой Земле…

…Само слово «преодоление» родилось потому, что с первых же встреч с Эзрой стало ясно: разговор пойдет именно о преодолении: о том, что нет другого пути к воплощению мечты, к достижению цели нежели постоянное преодоление сопротивления… Словно поднимают нечто неподъемное, когда по-другому уже нельзя. А еще разговор должен идти о ремесле, как о стремлении и умении преодолевать. Я даже не берусь сказать, сопротивление чего Эзре пришлось преодолеть. Наверное, всего: людей, материалов, времени, безденежья, и, самое главное, — масштаба задач, которые он перед собой ставил. Задач художественных и организационных, как сейчас принято говорить – «менеджерских». Нужно было сделать то, что до него, по сути, никто не делал. Но достичь этого предстояло в ремесле, существующем тысячи лет. Как вообще такое может быть? 

Но не давала покоя еще одна мысль. Мне очень хотелось увидеть в заглавных строках и такую фразу: «Все начинается с любви». Казалось бы, причем здесь любовь? А при том, что, как я абсолютно уверен, именно любовь создает и задает энергетику преодоления. Как топливо обеспечивает движение, так чувство, вобравшее готовность отдать и посвятить себя другому, запускает этот невероятно тяжелый и очень важный процесс, без которого достижение цели немыслимо. Но ведь нужна еще и искра…

…Когда-то, давным-давно, так давно, что люди еще и не знали, зачем они вообще здесь, Боги соединили Огонь и истовое человеческое желание преодолевать возможное и невозможное. И от этого воссоединения, от этой страсти родился Металл… Прометей просто не понял Божьего замысла, поторопился, и был наказан. Боги не шутят, когда речь идет о том, что люди могут СО-ТВОРИТЬ, получив Огонь.

— Мой отец был кузнецом, — глуховато сказал Эзра. – Наверное, поэтому я всю жизнь не могу расстаться с огнем и металлом. Пять десятилетий я думаю о том, что происходит, что может произойти с металлом, когда он встречается с огнем и с руками мастера. Мне уже больше 70 лет, и я работаю с изделиями, температура которых достигает 700 градусов, когда их вынимаешь из печи. В моей мастерской это делаю только я, и другой жизни для себя не хочу…

 

Там, где создается красота

…Слушая рассказы Эзры, приходится долго смотреть на хаос в его крохотной каморке — кабинете, заваленном заготовками изделий, фрагментами отливок, формами и формочками всех размеров, изумительной красоты предметами быта и культа. Говорят, что порядок на его столе видели в двух ситуациях: когда он принимал кого-то из первых лиц Израиля (а сюда многие из них захаживали) и когда ждал владельца израильского филиала Кока-Колы. В серьезных еврейских кругах считается хорошим тоном выбирать подарок близким и понимающим в иудаике людям именно здесь. Мы, естественно, такой чести, как прибранный стол, не удостоились; художественный хаос властвовал в кабинете, и над всем этим — и мусором, и великолепием — возвышался очень просто, даже мешковато, по-домашнему одетый полноватый человек в черной кипе – Эзра… Мысль о подлинной красоте, сотворенной человеческими руками, и бренность её повседневного предназначения сливаются здесь в единое целое — как хочешь, так и смотри, так и понимай. Как это у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»? Вот серебряный стакан, на котором вязь мелких элементов рождает особую красоту, возвращающую, видимо, к узорам в работах старых мастеров. Хочешь – любуйся, пытайся сохранить в памяти как произведение, хочешь – бери и пей из него ритуальное шабатное вино. Свои смысл и величие предмет все равно сохранит.

Но ведь прежде, чем мастер принялся за изготовление этого стакана, кто-то должен был взять на себя ответственность за востребованность такого изделия, за товарную стоимость произведения (давно известно, — красота оценивается деньгами), за то, что труд мастера будет оценен по достоинству и хорошо оплачен, наконец. Это – если, пусть и необычно прекрасный, но, все-таки, просто стакан. А вот рядом полуметровой высоты серебряный «ковчег для свитка Эстер» или, как говорят совсем уж понимающие люди, «реликварий», — весь сюжет сказания о героине-красавице Эстер и мудром праведнике Мордехае – он, подчеркну, изображен в лицах. И тут – еще одна загадка этого мастерства. Ведь по еврейской традиции изображать лица людей никому из смертных не дано; не может человек присвоить себе права и полномочия Б-га! Но что такое «запрет» для мастера? Кто-то его когда-то преодолел, и жизнь пошла дальше: оказалось, что человеческие лица отнюдь не мешают традициям иудаики, даже, более того, обогащают их.

 

Если ты родился евреем

Эзра родился в Ужгороде, западноукраинском областном центре, 25 декабря 1947 года. Время было неласковое вообще, а к евреям на территории «советской страны» — тем более.

Эзра говорит о своей семье медленно, словно подбирая каждое слово и вкладывая в него особый смысл.

— Отец мой родился в 1914 году в селе Вешковиц Чаченского района, это на Западной Украине, в очень красивой горной местности. Папу — кузнеца в округе знали и ценили. Может и я поэтому всю жизнь тянусь к работе с металлом: удивительно, как огонь и мастерство рождают что-то прекрасное или просто нужное людям. От этого нельзя оторвать глаз. 

Когда пошел в детский сад, то не знал никакого языка, кроме идиш. И шапку не хотел снимать, это не по-еврейски. Все «воспитатели» старались сделать из меня настоящего «советского ребенка». Это запомнилось. В школу я тоже пришел, зная только идиш, но русский выучил быстро. 

Учился на вечернем, потом заочном отделениях машиностроительного факультета Львовского политехнического института. Любил математику и практические занятия. Здесь, в Израиле, в этой мастерской те знания по-настоящему пригодились. Хотя «заболел» я иудаикой достаточно рано.

 

Начала

…Сама мысль о художественном воплощении иудаики появилась у него в 15 лет. Рядом рос приятель Симха Адлер. Эзру пригласили на бар-мицву Симхи, тот получил подарок — сидур в серебряном окладе. Говорили, что привезен из Израиля. «Я — рассказал Эзра, — каждый день приходил к Симхе смотреть на сидур. Держал в руках, поражался удивительной работе. Завидовал неведомому мастеру: «вот бы создать такое самому!» Но было понятно: делать здесь такие вещи практически, бессмысленно. И опасно. Он решил, что приедет когда-нибудь в Израиль, разыщет мастера, который сумел сделать такой замечательный сидур, станет его учеником, а потом продолжит его дело. Вспыхнувшая и уже загоревшаяся большая любовь обязательно рождает большие мечты! И, как оказалось, не только мечты, но и… планы.

Эзра приехал в Израиль в1972-м, самое начало алии 70-х. Я по себе и другим знаю, что такое репатриация, сколько крупных и мелких проблем надо решать месяц за месяцем, а то и год за годом... Приходилось всматриваться в новую жизнь, которая предлагала самые удивительные события.

Однажды мне один близкий товарищ, еврей, религиозный человек, сказал в Израиле: «Кто не верит в мистическую составляющую происходящего на этой Земле, тот – не реалист!» Слушайте, слушайте… В этой истории все удивительно, таинственно, во всем – предначертание судьбы, преодоление, любовь к ремеслу и просто… любовь. Вы не поверите! Но Эзра на самом деле (!) нашел в Израиле мастера, сделавшего тот, навсегда покоривший его вдалеке от Святой земли сидур, и попросился к нему подмастерьем, чтобы научиться делать такие вещи. Вот она мечта, совсем рядом… Однако мастер сказал, что никого никогда не учил и чужим делом – обучением заниматься не станет. Тогда Эзра… (так хватаются за последний шанс…) заявил, что будет заказывать у него работу. Не имея ни гроша в кармане – новый репатриант! О чем говорить? У него не только не было денег в общепринятом смысле, но не было даже понимания, что представляют собой суммы, о которых идет речь. Мастер принес штамп (приспособление, с помощью которого под давлением в несколько тонн штампуется изделие), и сказал, что заказчик этой вещи не пришел, и он может предложить ее молодому покупателю…   

Штамп – это не то, что вы думаете… Мастер спросил, положив штамп: «Знаешь, сколько он стоит?» Эзра не знал. Тот сказал «1500 долларов». Эзра только что устроился токарем на завод, 200 долларов в месяц. И… купил этот штамп, откладывая с каждой зарплаты деньги для расчета. Так началось и продолжается сегодня собирание его коллекции штампов, которую Эзра считает «самой большой в мире(!)».

Сперва был талес…

…Тот первый штамп давно окупился. Но Эзра лез все глубже в тайны ремесла, по сути дела, в свое будущее, чего, конечно, еще не осознавал; но, может, уже чувствовал?  

Первой вещью, которую он придумал и выполнил, был серебряный зажим для талита. Талит – специальная накидка, ею евреи покрывают плечи и даже голову во время молитвы. Пуговиц или застежек на этой накидке нет; придерживать талит с молитвенником в руке не очень удобно — зажим нужен, чтобы освободить руки молящегося.

В очень далеком детстве я видел, как мой дед надевает талит (талес, называли его у нас). Вновь увидел талес уже взрослым в фильме «Однажды в Америке», ночью у друзей, на видеомагнитофоне еще в советские времена; улица запружена людьми, идущими в синагогу, в талитах и кипах, — очень сильное впечатление для человека из семьи, где знали праздники, традицию, старшие говорили на идиш, но формировавшегося в стране, практически, не имевшей еврейской жизни.

Но там, где еврейская жизнь есть, зажимы для талитов требовались в массовых количествах. А Эзра вошел во вкус, ему уже хотелось совершенствовать созданное изделие.

Выставив в магазине свой первый серебряный зажим, Эзра каждый день приходил смотреть, не продан ли он. Наконец, ура! Купили! Тогда он предложил хозяину магазина приобрести еще какое-то количество зажимов. Тот взял несколько штук, видимо понравилась идея.

— Потом, — говорит Эзра, — я получил первый заказ из Америки. Появился спрос на 100, 150, 200 штук в месяц. Все они были сделаны с того первого штампа за 1500 долларов… Так вещь находит свое место. И человек тоже.

Эзра стал улучшать механику зажима, делать удобней, красивей. В результате появилось новое совершенное изделие, что-то вроде клипсы. Так начинались его серебро, его иудаика. Но это было все-таки массовое производство.

— А я, — говорит он, — уже задумывался о другом: начал «охотиться» за художниками, способными что-то оригинальное, диковинное создать…

«Я хотел другой размах», — сказал он немного не по-русски, употребив кальку с идиша.

-…Стали делать книги, штампы для серебряных обложек. Потом начал специализироваться на литье… У меня работали очень хорошие художники и скульпторы, делавшие уникальные вещи. Увы, люди когда-нибудь устают, стареют, наконец… Большие замыслы требуют большого времени, а пока приходится выживать.

Однако выживать – не «просто», а — в своем ремесле, в своем мире, на своем пути, в котором он уже не сомневался. Рождался, пусть и небольшой, но настоящий самостоятельный бизнес, о котором он мечтал. Вскоре Мастерская Эзры вышла на уровень проектирования и великолепного исполнения самых смелых и неповторимых образцов серебряной иудаики.

…А Симха Адлер, с бар-мицвы которого и подаренного ему сидура все и началось, потом тоже приехал в Израиль. Теперь он здесь врач, дочь его тоже. Случайно Эзра к ней пришел на прием и, услышав фамилию, спросил, как зовут ее отца. Когда она ответила, Эзра сказал, как звали ее теток, бабушку и дедушку и когда у ее отца была бар-мицва…

Тот сидур Симха Адлер хранит с тех пор.

***

Чем больше в Эзре крепла уверенность в нужности того, что он делал, тем сильнее и острее ощущалась им невозможность самостоятельного эскизирования и проектирования будущей вещи. Одновременно с чувством успеха, нарастающей день ото дня веры в себя и в завтрашний день приходило трезвое понимание, что он… не художник, не гравер, и ему не суждено самому создавать художественные произведения. Не дал ему Б-г такого таланта, который вообще-то приходит к людям не часто.

Но Эзра уже знал, что ему выпала иная миссия. Он будет создавать придуманные им удивительные, единственные в своем роде произведения, руками и талантом мастеров. Он поможет им своей верой в них и… произведение родится. Потом – еще одно, и еще…

Создание команды мастеров, обладающих универсальными талантами, стало на этом этапе главной задачей его мастерской. На глазах рождались уникальные образцы ритуальной иудаики: свитки на темы Пятикнижия, книги Агады, утварь, традиционно хранившаяся почти в каждом еврейском доме, наконец, первые уникальные образцы серебряных ларцов и башен, блюда для торжеств и подсвечники, шкатулки для ритуальных предметов, сопровождающих еврейские праздники, столь милые нашей памяти с детства… Это же своя, еврейская страна!

И в молодости и теперь, под грузом лет, он ощущает себя не просто в стране, а со страной. Кожей ощутил это, когда началась Ливанская война. Эзра пошел в первый же день, даже не думая о чем-то ином, ясно осознавая, что сражаться предстоит за свою страну, за свой дом. Служил на передовой, на первой линии огня. Рядом гибли люди, Эзра поспешил на помощь раненному товарищу, но не успел… Когда вернулся в город, был удивлен спокойной и беспечной обстановкой, в которой жили люди, — о таких ощущениях я немало слышал от ветеранов…

 

Все начинается с любви…

Все начинается с любви. Человек, его жизнь… Каждый из нас — лишь ветка на своем дереве, которое растет и продолжается из зачастую неведомых нам, но непреложных корней. Себя человек формирует сам, но кто-то же определяет ему время для жизни…

«На бар-мицве моего внука зять попросил меня сказать… — от рассказа Эзры стынет внутри. – Говорю: моя мама, его бабушка во время войны попала в Аушвиц вместе со своей 16-летней племянницей. А девушек младше 18, отправляли в печь; считались не годными для работы. На проверке мама подставляла под ее каблуки свои ноги, чтобы девочка выглядела выше, а немцы не поняли, что перед ними ребенок. Если бы поймали маму на обмане, моментально отправили бы в печь. Сейчас эта женщина в Израиле, мы общаемся, ее семья насчитывает почти 100 человек. Почему они родились? А потому… 

Тогда же он рассказал про свою тещу, Пести. Пести тоже попала в Освенцим, работала там на кухне. Считала, лучшее место в лагере – кухня, всегда возле еды. Теща умудрялась приносить из кухни хлеб для людей в бараке. Ее поймали, поставили перед всеми коленями на горячие угли. Сожгли ноги. Кому она такая была нужна? Отправили в печь, но повезло. Ее сестра тоже оказалась там, убирала комнаты начальника лагеря. Она упросила хозяйку разрешить забрать родственницу в свой барак, выходила ее. Теща осталась жива.

— Как-то, — говорит Эзра, — встретил после шабатной службы раввина, который тоже был на бар-мицве внука — он стал очень известным раввином. И помнил все, что я рассказывал, практически дословно: для него было очень важно услышать, что и там люди оставались людьми. Чтоб он мог рассказывать о таких евреях… 

Ну, вот, я же говорю, что все начинается с любви. 

Эзра влюбился в серебряную иудаику так, как мужчина влюбляется в женщину, когда , потеряв голову, готов пойти за ней туда, куда она поведет, и, в то же время, чувствуя ответственность за нее. «Любовь – такая штука, в ней так легко пропасть…», написал однажды очень хороший поэт. Он знал, что говорил. А если такая любовь еще и взаимна, тогда – это очарование на всю жизнь. Оно придает энергию, силу, ты становишься способен на многое…

…Разумеется, в те годы, когда Эзра влюбился в серебряную иудаику, он мог объединить свою жизнь и свою мечту только в Израиле. Но и здесь все было не так просто. Нужны была внутренняя необходимость достижения цели и… покупатель, понимающий, что он держит в руках. Уникальные изделия заложили основу дружеских отношений Эзры с владельцем израильского филиала Кока-Колы, очень богатым и влиятельным человеком. 

Позвонил Эзре приятель: «Можешь через 10 минут привезти все, что у тебя есть на продажу?». Так Эзра попал в дом хозяина израильской Кока Колы. Оказалось, что тот не чужд прекрасному, понимал в искусстве, сам рисовал. Сразу все понял, купил пару вещей. Однажды сказал Эзре: «Я сделал музей. Приходи ко мне на 6-й этаж…». Открылась комната, и Эзра увидел все работы, купленные у него этим меценатом. После смерти своего уникального клиента Эзра там не был. Но тот музей, говорят, существует.

Жена президента Израиля Эзера Вейцмана пришла по чьей-то рекомендации выбрать изделия для подарков, которые глава государства и его семья делают во время неофициальных и, даже, официальных визитов…

Для чего, собственно, люди появляются на свет, для чего призваны жить, если не для того, чтобы создавать? А уж мастера….

 

Мастера

Мастера — сами воплощение этого мира и его авторы. Они создают произведения, а… Эзра, в очень значительной мере, создал их самих. Во всяком случае, такими, превратившимися в создателей этого мира. Потому что нельзя создать вдохновенное изделие, не находясь внутри «серебряного шара» красоты и изящества.

— Бизнес расширялся, — продолжает Эзра, — я перешел к более крупным изделиям, начал строить свой завод и подбирать тех, которые понимают в нашем деле и в силах это создать. Люди, которые выучились в Советском Союзе, талантливые и опытные… У меня работали и работают самые одаренные, они творят совершенно оригинальные вещи. Вот имена, которые нельзя не назвать: Николай Вольф, скульптор Раппопорт, Григорий Сатановский, Ромео, Наум Эпельбаум, Лев Помянский… Галина Дормишкова… Давайте не завершать этот список. Скажем: «… и другие», чтоб никого не обидеть. Появятся ли такие завтра? Не знаю…. Но сегодня они есть. Россия их выучила, а востребованы они оказались здесь. Изделия наши, слава Б-гу, покупают, а это – лучший критерий. 

Мы все – дети времени, каждый человек – часть своего времени, его символ. Люди делают время таким, каким оно остается в истории, но и время формирует людей, добиваясь от них таких результатов, которые не могли появиться ни в одну другую эпоху. Умный тургеневский циник и гиперреалист Базаров утверждает «Природа не храм, а мастерская, а человек в ней — работник». Но в том то и дело, что для Эзры (и для тех, кто с ним работает, тоже) происходящее здесь – и МАСТЕРСКАЯ, и ХРАМ! Потому, что произведения этих людей несут в себе не только материальное, ценностное, но и духовное содержание. И действительно «МАСТЕРСКАЯ», в самом первичном смысле этого слова, «место, где работают МАСТЕРА». Эзра, как любой мудрец, много думавший над формой и содержанием окружающего пространства (это видно по тому, как он говорит, печать непростых раздумий в каждой морщинке его лица), считает, что такая «МАСТЕРСКАЯ» могла появиться, только тогда, когда она появилась, когда была востребована временем и высшим смыслом (мы ведь говорим с верующим человеком), и только благодаря тем, кто ее создал самим фактом своего труда. Почему? Ответ не прост….

Итак. Искусством художественной иудаики еврейские мастера славятся столько, сколько существует наш народ. Но, чтобы поставить уникальность на поток (вслушайтесь во внутреннюю противоречивость и, одновременно, масштабность этого понятия: «уникальность – на поток!») нужен был организаторский и инженерный талант Эзры. Его фанатичная вера в достижение цели опиралась на палитру способностей привлеченных им мастеров, чья встреча с ним, видимо, была предрешена. 

Да, да, я думаю, что речь идет о главе во Всемирной истории искусств; или, как минимум, параграфе. И сделать это предстояло именно тем мастерам, которые пришли к Эзре, еще не подозревая о своей миссии. И он должен был им ПОМОЧЬ в ее осуществлении, убедить их в том, что они способны создавать результаты, еще никем в мире не достигавшиеся. Такова природа творчества, и такова миссия мастеров…

 

— Эзра, литье серебра существовало века. В чем же ваш секрет? Можете сказать? 

— Могу. Надо просто задуматься, и ты найдешь то, чего раньше не было…

— Арс лонга, вита бревис?

— Искусство – долгое, жизнь коротка? Слова, слова… Конечно, красиво сказано, римляне умели красиво сказать, но… Еще до того, как они придумали этот афоризм (а дело было, вы сами понимаете, довольно давно), евреи знали, что мастер, даже расставшись с бренным миром, будет жить столько, сколько людям предстоит восхищаться его произведениями. Жизнь коротка у бездельников и негодяев, — их все стараются побыстрее забыть. Да, — Эзра делает длинную паузу, и усмехается, — пофилософствуешь тут с вами, и кажется, что мир и правда устроен мудро и правильно, а вся глупость и подлость остались где-то далеко-далеко. Сын сказал мне: «Твои вещи стоят в музеях, а что останется мне?» Пришлось объяснить, что я работаю не для него, а для всех. «Ты не сможешь оплатить эту вещь. — сказал я ему. — У нее есть покупатель, способный дать за нее такие деньги, которые позволят нам делать для людей новые прекрасные вещи». Красиво ответил, правда? Ну вот, а потом я вернулся домой, и оказалось… что у нас отключили свет за неуплату. В общем, я не жалуюсь. Что бы ни случилось, я все равно продолжаю, «дышу носом», как говорится. Когда иду на рынок и вижу в выставленных изделиях свои идеи, то понимаю – они нужны людям, они работают. Значит, все было правильно. Разное случалось. Но, в итоге, все было правильно. Как вы сказали? Что говорили эти безобразники? Арс лонга, вита бревис? Возможно, они были правы. Чему-то все-таки они у нас научились. А учеба – великое дело, чем раньше начнешь, тем больше успеешь. Не зря евреи учатся с трех лет – потом остается больше времени и для ремесла, и для творчества.

 

Марк Горин

29.03.25