Позвольте вам рассказать…

Я ненавижу зиму!.. Проклятое время года!.. Даже трава не растёт!.. А траву можно есть!.. Ещё летом можно воровать яблоки и сливы у местных… Воровать теперь тяжело – слишком много желающих на яблоки… Но если ж украл – неделю, точно, можно прожить без проблем!.. Что ещё? Когда старики-одиночки умирают, можно хоронить их голыми, а одежду как-то привести в порядок и поменять на продукты у местных. Не Бог весть какой заработок, но всё же… Что ещё?.. Зимой очень холодно в домах – топить их нечем, только и остаётся, что прижаться друг к дружке и таким образом хоть как-то согреваться. Ненавижу зиму!

Оказывается, человек ко всему привыкает. Я привыкла не иметь душа, привыкла терпеть холод, не стесняться дрянной одежды и обуви, ругаться с соседями из-за какой-нибудь ерунды. Только к голоду привыкнуть не могу… Ещё я заметила, что в экстремальных условиях женщины оказываются сильнее мужчин. Женщины – они закладывают себе ежедневный план работ: достать воды, что-то сварганить поесть, уборка, дети и ещё миллион всяких,  может и не очень нужных, дел. И это держит их на плаву. Мужчины более тепличны, быстрее падают духом, опускаются и ворчат на своих жён, словно те виноваты во всех бедах. Получается, мужик без дела чахнет! Хорошо, что я  женского пола! И ещё я поняла, чтобы не сдохнуть в гетто, нужно уметь отпускать… Отпускать дурные мысли, минорное настроение, ощущение тяжелой атмосферы, давящей на нас двадцать четыре часа в сутки. Только так и можно не  скатиться в моральную пропасть. 

Весь день проходит в поисках еды и собирании слухов. Слухи – великая вещь! Тоже помогают держаться и жить – перемещаются от человека к человеку, заглядывают во все дома и поднимают или, наоборот, портят общее настроение. То говорят, что будут выдавать еду по карточкам; или прошел слух, мол, дрова начнут привозить; а тут кто-то бросил, что теперь предоставят работу, за которую будут платить. Один раз вообще ошарашили, мол, Гитлер сказал отпускать евреев по домам и скоро это случится! Я в слухи не особенно верю, но они, словно цветные картинки, раскрашивают нашу мрачную жизнь. 

Первый год в гетто был самым сложным. Нужно было привыкать к новым условиям жизни: жить по двадцать человек в комнате, не доедать, не иметь элементарной гигиены и… бояться! В начале войны ненавистники евреев ещё не утолили свои низменные желания, поэтому их отношение к нам было более острым и злым, любой мог ударить еврея палкой по спине, да что там палкой – просто за непонравившийся взгляд могли убить! Со времени, насытившись кровью, ощутив нашу покорность, звери стали более лояльными к нам. Но жить от этого стало не легче. Голод, тиф, нечеловеческие условия уже сделали своё дело – мы стали другими… может быть, навсегда…

Мы с мамой придумали игру. Собираемся с соседями за столом и по очереди делимся рецептами блюд, что готовили до войны. Постепенно так увлекались воспоминаниями, что дело доходило до споров: одна кричала, что да, в это блюдо нужно добавлять кориандр, другая махала на неё руками и была абсолютно против. Боже, как же это отвлекало от повседневности!.. Больше всего мне понравился неторопливый рассказ моей мамы, как она готовила голубцы. 

«Ранним утром, в воскресенье, я одевала своё лучшее платье, (тогда все старались принарядиться перед посещением рынка, так сказать, себя показать и людей посмотреть!), и шла покупать капусту на голубцы. И не факт, что такая капуста имелась на рынке. Это же не просто вилок капусты, это произведение искусств! Не круглой формы, больше продолговатой; она должна быть  не большой, но и  не маленькой, но обязательно с большим количеством жирных, белый листьев. Если таковая имеется в продаже, считай полдела выполнено!.. Следует взять кочан в руки, подержать его, почувствовать его вес и если кочан тяжёлый – берите, не прогадаете!.. С мясом проще – хорошая говядина всегда найдётся! Важно не перепутать и не взять молодую телятину, а то ведь так можно голубцы испортить. Только говядина, да пожирнее!.. Лук желательно взять крупный – он уже нагулялся, набрал соков и сладости, с таким любое блюдо выйдет! Рис выбирать не приходится – выбор не большой!.. Девочки, прошу вас, ни в коем случае не отбивайте фарш! Оставьте ему нежность!.. А капусту следует отварить в чане, только так можно не повредить листьев перед тем как начнёте разделывать их… И да, не забудьте уложить дно казанка  верхними листьями, всё равно они не годятся для голубцов. Я стараюсь приготовлять голубцы очень маленьких размеров, таких, чтоб целиком в рот и тогда все соки и вкусы у вас во рту! Плотно укладываю их в посудину, туда же соуса из муки, томатной пасты и воды; затем ставлю на печь, закрываю крышкой и… на восемь часов медленного томления… это, знаете,  как пузырьки  в болотине на поверхность выпрыгивают: буль… буль… буль… Не в коем случае не варить!.. Томить!.. А теперь главный секрет! За полчаса до конца приготовления, откройте банку вами приготовленного вишневого варенья, наполните им стакан и в казанок! Снимайте через полчаса и пробуйте! Ручаюсь вам, они тают во рту!»

Мамочка, дорогой мой человек! Я помню твои волшебные голубцы! Никто и нигде не готовил их, так, как ты!

…Помню, однажды мальчишки лазили в деревню и украли там собаку. Везучие!.. Я случайно обнаружила их в одном укромном месте. Я тоже знаю это место — вонючаяя свалка на задворках, куда не суют нос румыны! Увидев меня, они не испугались, но насторожились! И правильно сделали! Такую возможность я упускать не буду! Я выдвинула ультиматум – кусок мяса мне или я пойду и доложу, куда следует! По моему взгляду  ребята поняли, что я не шучу! И мне плевать на совесть и на мальчишек тоже! Я – добытчик еды в нашей семьи, посему выньте да положьте!

А вот  ещё случай… Мама меня очень хвалила… Говорила, что теперь два дня будем жить по-королевски! Моя родненькая, но хитренькая мамочка! Как будто я не понимаю, что она просто хочет поднять мне настроение. И не только моё, но и Розы тоже!.. Хотя и так ясно —   Розе я никак не помогла. Это ничтожно мало, что я могла сделать для неё. Ну просто я видела, куда выбрасывают мусор из столовой, где кормят охрану, а это уже больше, чем полдела! Пока никого не было, я быстренько пошуровала в этой куче и нашла там целое богатство – картофельные очистки! Набила ими оба кармана своего пиджака и унесла ноги, потому как, если бы увидели, то могли бы и наказать! В нашем гетто за такие дела не расстреляли бы, но выпороли бы точно! Гетто охраняли румынские солдаты, а это совсем иное отношение! Полгода назад к нам пригнали несколько десятков румынских евреев – все очень интеллигентные люди: врачи, инженеры; так они рассказывали, что лагерь, в котором их  содержали,  охранялся немцами и, судя по их историям – это был настоящий ад, с избиениями, пытками и, даже убийствами. Так что, не зря говорят – всё познаётся в сравнении! Жизнь упорно кладёт нас мордой в грязь —  быть евреем опасно!

Роза — старшая сестра, очень сдала… От недоедания! Не помогает даже то, что большую часть еды мы с мамой отдаём ей. Не знаю, какие механизмы тут работают, но она тает с каждым днём! Как ей помочь, я не знаю… Всё плохо…

На днях вдруг подумалось…  Я скучаю по письмам!.. Раньше я любила писать письма: родственникам, друзьям… Так хочется написать письмо хоть кому-нибудь! Например, папе!.. Мы все очень скучаем по нему. Особенно мама… Я вижу это!.. Помню, как он всегда шутил, обращаясь к маме: «Евочка, я тебя не брошу!» А вот и бросил! Война, будь она проклята, подсобила… Перед самым началом войны, папа уехал в командировку… Больше мы его не видели. Немцы наступали стремительно, мы даже эвакуироваться не успели, вот и оказались в гетто. Как и многие наши друзья и знакомцы!.. Страшно быть евреем!

Поначалу мы справлялись. Румыны выпускали нас в город. Понятно – не за так! За мзду! Но всё равно спасибо! Ходили на базар, было, что поменять на продукты. Так и выживали… К сожалению, не было у нас сундука с золотом, поэтому, все наши накопления скоро закончились… Включая мамино обручальное кольцо! И вот тогда мы с ужасом узнали, как по-настоящему выглядит господин Голод! Он приходит не сразу… Постепенно просачивается в твою жизнь и медленно начинает выедать у тебя силу воли, воспитанность и, даже, совесть. Копаться в мусоре в поисках еды, воровать, клянчить – всё это становится не стыдно и, даже полезно! Для выживания!

Рядом с нами, в соседней комнате, проживала семья румынских евреев. Пожилая пара, добрые люди. Он – врач. Не помню, то ли педиатр, то ли нет… Помогал всему гетто! Ну как помогал?! Лекарств, понятно, не было, но его всё равно звали и он ходил: щупал, слушал дыхание, что-то советовал… Я всегда думала, ну на что люди надеются?! Лекарств-то всё равно нет! И посещение доктора к больному с одним стетоскопом пациенту вряд ли поможет!.. Но со временем стала замечать, что, вот, один выздоровел, второй на поправку пошёл, у третьего явные улучшения – выходит, здесь лекарством является доброе отношение доктора и вера пациентов в него! Я рассказала о своих наблюдениях маме – а вдруг такой подход поможет нашей Розочке?.. 

Несколько раз была свидетелем обычной у нас сцены. Охранник – румын, любитель поразвлечься с помощью своей плети. Местные бродяги уже знают о его садистских наклонностях, но всё равно принимают участие в этих играх. Румын, кажется его звали Богдан, прикуривает сигарету, делает всего лишь одну затяжку и бросает ещё «жирный» окурок на пыльную дорогу. И тут же несколько смельчаков бросаются завладеть этим богатством. И вот тут начинается представление! Плеть не даёт подобраться к окурку. Её резкий удар настолько сильный, что легко рассекает худую одежду, доставая до кожи. Но кажется, наших доходяг не очень это останавливает и начинается охота за окурком. Они и не прячутся от ударов плети; гурьбой, кто первый  бросаются на окурок – тут уж кому повезёт, а плеть делает своё чёрное дело по их спинам… При этом всегда находятся зрители, те, у кого нет сил участвовать в состязании – они, словно тени, стоят поодаль и безучастно наблюдают за спектаклем, завидуя тому, кто схватит заветную сигарету. Румын долго смеётся, а затем уходит… Богдан – переводится, как данный Богом… Какой странный Бог…

Помню, была там одна румынская еврейка. Настоящая дама! Я сразу её приметила, когда их доставили в гетто. Она разительно отличалась от всех: красивая и высокая; в глазах – презрение ко всему миру. На ней было шикарное пальто и шляпка, а ещё туфли на каблуках. В одной руке она держала кожаный чемодан, а в другой за руку мальчика  лет шести-семи, наверняка сына! Дама всем видом показывала, что надолго здесь не задержится и что есть она и есть остальные евреи. Кто-то рассказывал потом о ней, мол, из хорошей, состоятельной семьи, муж, вроде, фабрикант; но его немцы забрали и больше она его не видела… Им выделили крохотную каморку на двоих без сортира. А потом началась скотская жизнь, как у всех. Вернее, ещё хуже, ведь она ничего не умела: ни воровать яблоки, ни искать нужную траву, ни рыться в мусорных кучах, ни, даже, приготовить еду. Конечно, она стала менять одежду на продукты, у неё была хорошая одежда: всякие платья и кофты… Затем ушло шикарное пальто и даже шляпка. Чемодан тоже  коро ушёл. Дама оставила себе один комплект одежды и её можно было понять… Скоро менять стало нечего… Тогда она стала отдаваться солдатам, ведь она была красивая и у неё сохранились все зубы. Делала дама это, когда уже основательно темнело, втайне надеясь, что никто не узнает. Но все всё знали! И никто её не осуждал. Были даже такие, что завидовали ей… Я не помню, завидовала ли я, но то, что мне было её жалко и особенно её мальчика – за это я ручаюсь.

Роза умерла ночью в своей постели. Тихо, без мучений ушла к праотцам. Странно, но мама не плакала. Зато я себя не сдерживала – другой сестры у меня нет и, наверное, уже не будет. Мама сказала: «Будем хоронить Розу в одежде, как полагается!» Я с ней спорить не стала… Жителей гетто всё равно хоронят в общих могилах, каждый день умирают по несколько человек: кто-то одетый, кого-то раздевают… Позвали раввина и ещё несколько мужчин… Читали кадиш… Дай Бог, чтоб это помогло нашей Розочке, там на небесах.

За годы, проведённые в гетто, я научилась не любить людей. И ещё бояться!  В уже ставшим таким далёким мирное время, я много читала романов и классики тоже, и человек живой, не книжный представлялся мне тоже эдаким почти персонажем прочитанных мною книг. Как же я не знала жизнь! И совсем не знала людей! Где все эти честь, человеколюбие, щедрость и жалость, воспетые поэтами и писателями?!.. Ничего такого нет и в помине! Человек, попавший в определённые ситуации, становится зверем, чудовищем! В условиях войны у него обнажаются все пороки, вся низость, которую только можно себе представить. Пытки, издевательства и убийства уже не становятся чем-то недозволенным… Желаю ли я им смерти?!.. Хочется ли мне мстить?!.. Да!.. Тысячу раз – да! И можете называть меня тоже убийцей, но не я это начала! Они все достойны смерти и должны сдохнуть! За нашу Розочку, за миллионы погибших евреев, да и не евреев тоже! Боже! Как хочется жить! Жить – это значит быть свободной!

Я могла бы долго и много продолжать рассказывать про нашу мрачную и почти безнадёжную жизнь в гетто. Но всё когда-нибудь заканчивается – нас освободили! И пришла свобода… Но… страх – он никуда не делся! Ведь я не перестала быть еврейкой! Хожу по улицам и боюсь! Вот на лавочке сидит мужик – может он расстреливал евреев, он не понёс наказания по неизвестной причине и теперь он такой же советский гражданин, как и я! А вот семья: мама, папа и две дочки… Откуда мне знать, может они написали донос на евреев, которых тут же определили в концлагерь, а эти уроды счастливо заселились в их дом, завладев им и всеми пожитками в нём! Мне страшно… У меня на лице и в паспорте написано, что я не такая, как они все тут! Я – Лозис Анна Мортховна! С таким именем следует бояться или хотя бы остерегаться! И я боюсь!.. Как преступник возвращается на место преступления, так и меня всё время подмывало съездить в Бершадь, туда где находилось гетто и где я провела три года ужасной жизни… Подмывало… Но я не поехала!.. Я боялась людей, которых там встречу и боялась себя, своих эмоций, которых могут стать сильнее меня и запросто уничтожат человека по имени Анна Лозис! 

Я не люблю зиму! Но я уехала жить на крайний север, на Кольский полуостров, надеясь, что если вдруг, когда-нибудь опять начнётся война, меня там не достанут! Пусть суровые морозы, пусть холодное лето, но добраться до меня им будет сложно…

…В тысяча девятьсот девяносто девятом году, я переехала в Израиль. Мне было тогда семьдесят семь лет!.. Первый раз в жизни я почувствовала себя дома! Вокруг меня все свои! Евреи!.. Даже идиш, который я стала забывать можно услышать в нашем блоке! А ещё много вкусно еды! Столько лет прошло после освобождения из гетто, а я всё никак не могу насытиться!..Я – дома! Два счастливых года я прожила дома!..

Похоронили меня на кладбище в Кирьят Бьялике. На белом мраморной плите начертано моё имя – Анна Лозис! Я больше не стесняюсь своего имени!..

P.S. Ах да! Вы же просили рассказать, какой вклад я внесла в развитие государства Израиль!.. Так я вам скажу! Я привезла с собой шестнадцать человек семьи!.. Я дала стране новых граждан!.. Сегодня, спустя двадцать пять лет, их уже тридцать! Они защищают родину, они учатся и работают! Они – инженеры, бизнесмены, руководители и даже блогеры! Вот что я сделала для Израиля!.. Народ Израиля жив!