Новая жизнь, первые шаги

 

                                                                                      — Мам, ты хочешь стать женой бедуина? – 

                                                          спросила Танюша.

В Рамат-Гане

Жизнь постепенно входит в постоянное русло, и новостей становится все меньше.

Присматриваюсь к жизни в Рамат-Гане. Весь Израиль, по-моему, представляет собой модель мира: собрались совершенно разные люди со всех концов света и, пока не знают иврита,  говорят на самых различных языках,  как при постройке Вавилонской башни. Рамат-Ган же напоминает мне Москву в миниатюре: полно машин, постоянно воет во всю мощь сигнализация то у полицейских машин, то у скорой помощи, у автомобилей возле домов или у нетерпеливых водителей. Дома подступают вплотную один к другому. Чуть покажется где свободный пятачок, глядь, а его уже окружают забором, и начинается стройка.

Балкон и даже комнаты потихоньку заносятся мелким серым песком. Неужели этот песок из Сахары, ближайшей песчаной пустыни? Во время мытья песок обнаружился даже в ушах. Так чего доброго проснешься в один прекрасный день в песчаной ванне. Кроме песка, приносимого ветром, на всем моментально собирается слой черной с легким фиолетовым оттенком пыли. Не успеешь подмести, а она опять осела на мебели и плитках пола. 

Сейчас все деревья, трава, кусты дышат свободно и радостно, и зелень чистая, свежая, яркого, майского (по меркам России) цвета – благодаря дождям. Даже на сорную траву приятно смотреть, такая она умытая, сочная, и цветочки у нее скромные, милые, нежные, большей частью желтого цвета. Увы, летом солнце беспощадно выжигает траву, и там, где нет капельного полива, растительность желтеет и высыхает в бесплодном ожидании дождя.

 

Люди здесь отзывчивые, уступают место в автобусе, предлагают помощь, когда видят большую сумку или рюкзак. Временами падаю, спотыкаясь о не совсем ровные плитки. Сразу несколько человек бросаются поднимать меня. В один из дней, споткнувшись в очередной раз в какой-то выбоине в плитках тротуара, вижу, что женщина, идущая мне навстречу, хватается за сердце:

— Ты так напугала меня. Будь осторожнее, — говорит она, разумеется, на иврите.

Жду я как-то раз прихода автобуса. Тороплюсь, потому что магазин, куда я направляюсь, закрывается на длительный дневной перерыв, а автобуса, как назло, все нет и нет. Мне не стоится на месте, и я подхожу к повороту, из-за которого он должен появиться, схожу на дорогу, чтобы лучше было видно, и переминаюсь с ноги на ногу у самого тротуара. Женщина с палочкой, но на вид моложе меня, с неподдельным беспокойством обращается ко мне:

— Зачем ты вышла на дорогу? Это опасно. Не волнуйся – он придет, даже если ты не будешь встречать его на дороге.

Водители автобусов не отгорожены от пассажиров стеклом и охотно общаются в пути с желающими вести разговор. Практически всегда поджидают бегущих к автобусу людей. Однажды в автобус, с трудом взобравшись на ступеньку, вошла совсем древняя старушка. Водитель выждал немного и спросил через микрофон:

— Гверет (госпожа), ты села, можно отправляться?

— Да, милый, езжай, — ответила старушка.

 

Многие напевают. То и дело слышно, как один тихонько поет, выбирая снедь, другой – продавая товар, третий мурлычет веселую песенку, везя коляску с ребенком. Двое подростков с приемником идут передо мной, разговаривают и вдруг начинают подпевать передаваемой мелодии. Уже несколько раз ездила в автобусе, в котором водитель ставит один и тот же диск с песнями и во всю мощь легких поет вместе с исполнителями. Такое впечатление, что весь Рамат-Ган участвует в грандиозной опере. 

Мне нужно было зайти за лекарствами в аптеку на улицу Бялика. Иду я себе с пакетом лекарств и вдруг слышу чудесную мелодию в исполнении аккордеона. Подхожу ближе и вижу: сидит на скамейке цветущий мужчина и играет на аккордеоне. Я положила монетку и прошла немного вперед, но звуки мелодии не отпускали. Я вернулась и попросила разрешения посидеть рядом и послушать. 

— Садитесь, конечно, и отдохните, — пригласил он и заиграл «Однозвучно гремит колокольчик». Я не выдержала и тихонько запела. Он присоединился, и так мы, с трудом припоминая слова, допели до конца.

— Когда вспомните все слова, принесите мне, пожалуйста, — попросил музыкант.

Мы немного поговорили. Он приехал в Израиль двадцать лет назад, учился в Красноярске на дирижерско-хоровом отделении. Здесь, в Рамат-Гане, работает, а иногда, в свободное время, сидит и играет на улице Бялика.

— А «Калитку» Вы можете сыграть? – спросила я о своем самом любимом романсе.

В ответ он заиграл с красивым, богатым переборами и всякими музыкальными украшениями аккомпанементом. Я снова запела. Денег нам никто не подкладывал, но внимание на нас обращали, замедляли шаг, а я разошлась и пела, не стесняясь, сама себе удивляясь. Потом он еще сыграл, по моей просьбе, «Я встретил Вас».

— Про нашего Валерия Ковтуна слышали?

— Конечно. Я отношусь к нему с большим уважением, но больше всех ценю французского музыканта Гальяно. Он и музыку сам пишет.

— Я тоже слышала о нем в одной из радиопередач Ковтуна об аккордеоне. А израильские песни Вы играете?

— А как же. Я как-никак уже двадцать лет здесь живу.

— «Хофим»  (берега) знаете?

И на прощание мы исполнили «Хофим».

— Знаете что? Запишите-ка телефон моей сестры Галины. Она хормейстер. Позвоните, и она обязательно подберет что-нибудь для Вас, пристроит в хор. Поете Вы чистенько, сразу видно – образованная женщина, — сделал он вдруг неожиданное заключение. Мы простились, и я пошла к автобусной остановке, обдумывая по дороге заманчивое предложение.

 

Я, наконец-то, выбралась в парк Леуми, где, кажется, я одна хожу прогулочным шагом, даже неловко как-то. Все бегают, прыгают, отжимаются, машут руками и ногами, играют в футбол. Евреи теперь хотят быть сильными не только интеллектуально, но и физически.

Обхожу пруд. Замечаю, что увеличилось поголовье кошек, а также всех птиц. Одна из кошек, с пушистой длинной шерстью, не иначе как с примесью благородной крови, вольготно разлеглась на скамейке и пристально смотрит на меня исподлобья оценивающим взглядом, словно султан на наложницу. Птенцы выросли, и теперь плавают по всему пруду и во множестве разгуливают по берегу египетские гуси, утки разнообразных размеров и окраски, черно-белые птицы с красным наростом над клювом. Появились два белых лебедя и один черный, которых в прошлом году не было. А вдруг это прилетели лебеди из парка «Коломенское», которые внезапно исчезли оттуда? Во всяком случае, мне хочется думать, что это именно они.

Иду в Сад цветов. Анютины глазки самых разных расцветок и размеров доверчиво глядят на меня. Несколько рабаток засажено разноцветным львиным зевом. Особенно красивы нежно-розовые и красные, словно бархатные, экземпляры. Нарциссы только зацветают – по нескольку некрупных белоснежных цветков на каждом стебле. Чуть поодаль три ряда роз, красных и белых, с легким намеком на розовый цвет, с мелкими красными пятнышками и нежными, как паутинки, тычинками. Обязательно приду сюда с фотоаппаратом.

 

Воздух улиц Рамат-Гана напоен чудесным ароматом. Сначала я подумала, что это духи прошедшей мимо меня девушки. Но она удалилась на приличное расстояние, а аромат не исчезал. Удивленно спрашиваю у Танюши, моей младшей дочери, которая учится в университете на биолога, в чем дело. Оказалось, что зацветают цитрусовые деревья — вот причина необыкновенно тонкого и приятного запаха.

— Как же так? – задаю я новый каверзный вопрос, — ведь ты говорила, что сейчас как раз сезон цитрусовых, в связи с чем они и стоят недорого?

— Да, все правильно, но это плоды прошлогоднего цветения. Они очень долго созревают.

Чудно: на одном и том же дереве и плоды, и цветы одновременно. Маленький червячок сомнения все-таки точил мою душу. Через несколько дней я подобрала с земли отломанную ветку с распускающимися цветами и убедилась, что запах именно тот, что царствует сейчас на многих улицах и мне так понравился.

Раньше я посмеивалась над теми крошечными сквериками, которые израильтяне называют парками. Теперь – смотрю на них с нежностью: да, они малюсенькие, но кроме скамеечек там обязательно присутствуют цветы и декоративные кустарники, и непременно ко всем подведены тонкие пластиковые трубочки для капельного орошения. Почти всегда установлены яркие, разноцветные детские горки. И можно отдышаться в тени деревьев от жары, пришедшей в Израиль раньше положенного срока.

А на подступах к Иерусалиму зацвел миндаль. Деревья словно окутаны легким, воздушным бело-розовым облаком необыкновенной красоты.

 

В Рамат-Гане, как и во многих других израильских городах, есть улица Бялика, и там благодарные потомки соорудили ему памятник. На постаменте сидит Хаим-Нахман Бялик и с приветливой улыбкой наблюдает за течением современной жизни. Каждый раз, проходя мимо памятника, я вспоминаю, что хотела сфотографировать его, несмотря на то, что на голове и на плечах у него постоянно топчется пара-тройка голубей. Однако до сих пор он остается не запечатлённым, так как я забываю взять с собой фотоаппарат, а если даже и вспоминаю перед самым уходом, то, оказывается, что не подзаряжены батарейки. Оставалось надеяться, что Бялик не устанет улыбаться и дождется-таки фотосессии. И он, действительно, дождался.

 

Перед памятником устроен небольшой фонтанчик. Струйки с перерывами бьют из маленьких квадратных площадок, расположенных в шахматном порядке. Голуби устроили себе там купальню: терпеливо дожидаясь, пока появится вода, они входят в воду, которая доходит им до животиков, подставляют головки, тельце под падающие струи, поднимают крылышки, отряхиваются, не обращая внимания на прохожих.

 

О погоде

Как-то всегда при мне в Израиле с погодой происходят странные вещи: то вдруг дождь прольется летом, то жара сильнее обычной, или зима не в меру теплая. А вот на днях, например, у нас в Рамат-Гане прошел ливень с градом величиной с хумус. Я услышала характерный стук и еще подумала, что похоже на град. Выглядываю на балкон, а там снежные горошины – это при 18 градусах! Чудеса да и только. Весь день потом дожди перемежались с грозами. 

А в другой день с утра до вечера шли дожди разной силы, но примечательно, что при этом все время светило солнце. Видимо, его заинтересовало, не закончится ли дело потопом. Один раз выдался «полосатый», как наша жизнь, денек, когда можно было видеть воочию борьбу света с тьмой. С утра до вечера на небе прочно обосновались сплошные черные тучи, через малейшие просветы в которых время от времени с тем же постоянством пробивались лучи яркого солнца.

Однажды, возвращаясь из Иерусалима, я впервые увидела туман в Израиле. Автобус выезжал из города, начался ливень, и из-за сильного тумана видимость, на мой взгляд, составляла не больше 15-20 метров. Наш автобус мчался, словно торопясь поскорее выскочить из полосы дождя, и лихо лавировал между машинами и другими автобусами. Я даже глаза закрыла – мне казалось, что мы вот-вот врежемся во что-нибудь или перевернемся. Но обошлось, а на середине пути дождь прекратился и туман рассеялся.

Накануне туманного дня было два мглистых: в воздухе  реяли частички песка, не опускаясь на землю, несмотря на ветер бешеной силы; небо серело, и все вокруг выглядело, будто через замутненные очки. Я испугалась, что у меня внезапно резко прогрессировала катаракта, но Танюша и её муж Биньямин успокоили меня, объяснив, что это просто шутки пустынного ветра. Мой словарный запас обогатился новым словом «авих», которое как раз и обозначает описанное выше явление природы.

 

У друзей

Друзья пригласили меня в гости. Они живут в небольшом городке, Модиине, в центральной части страны. Городок располагается в горах. Меня повели осматривать жилища их взрослых детей. Один из домов, где я была, находится на вершине горы. Там же имеется общая для всего района детская площадка. Улицы расположены по концентрическим окружностям, опоясывающим гору. Снизу на вершину горы ведет лестница, обрамленная с обеих сторон стеной из кипарисов. Смотрится очень красиво, но забираться наверх тяжеловато, поскольку подъемники не предусмотрены.

В квартире на втором (по израильскому счету – на первом) этаже огромный балкон, через который поднимаются с земли к небу два ствола оливкового дерева. Рубить его при постройке дома не стали и таким оригинальным способом сохранили ему жизнь. В период созревания плодов балкон завален оливками.

— Вы с ними что-нибудь делаете? – спросила я.

— Нет, конечно, ведь это такой трудоемкий и долгий процесс, и замачивать их надо долго, меняя воду.

— Жалко все-таки – пропадает добро.

— А ты приезжай, насобираешь два-три ведра и делай с ними, что хочешь, — получила я щедрое предложение.

— А может, вам сдавать их в какой-нибудь в кибуц или компост делать? – выдвинула я свой вариант решения проблемы, но энтузиазма не встретила.

Я, в свою очередь, рассказала о своем несчастье: у меня на хозяйственном балконе поселились голуби. Сколько лет они там живут, не имею понятия, но слоем помета покрыт весь пол, кондиционер и бойлер. Дно балкона находится на такой глубине, что никакой шваброй до него достать невозможно. Спустить туда стремянку мешают веревки натянутые для просушки белья на блоки. Пока что я не нахожу решения проблемы.

— А вот ты как раз собирай помет и сдавай в кибуц, — с сарказмом подсказали мне. – Он ведь очень ценится, в России, например.

Остановились на том, что будем собирать то и другое и отвозить в кибуц.

В другой квартире, тоже на втором этаже, сквозь балкон растет мандариновое дерево и тоже хорошо плодоносит, но мандарины, к сожалению, дикие и несъедобные. Досадно!

Мои друзья после ремонта собираются въехать в новую (для них) квартиру. Глава семьи все доводит до ума своими золотыми руками. 

— Где ты отыскала такое сокровище? – с белой завистью поинтересовалась я у его жены.

— А я просто упала ему под ноги, — улыбаясь, отвечает она.

Уловив в моих глазах немой вопрос, она рассказывает:

— Нас, студентов института, в котором я училась, пригласили на вечер в МИФИ. Там я споткнулась, упала и покатилась по лестнице. Он стоял внизу и поймал меня. Так и не выпускает до сих пор.

— Здорово! – восхитилась я. – Какая романтическая история! А дети в курсе?

— А как же – конечно.

 

Прошел слух, что после дождей могут высыпать маслята, и мы отправились на проверку. Собираясь в гости, я была предупреждена, что, возможно, мы сходим за грибами. Осведомившись, не надо ли будет для этого мероприятия вставать перед рассветом, и получив отрицательный ответ, я успокоилась и подумала, что не помешает взять с собой компас, вдруг разойдемся далеко – я ведь, как показала жизнь,  совсем плохо ориентируюсь на местности. Поиски компаса завершились ничем. Вообще я здесь нахожусь в состоянии перманентного поиска. Про очки и футляры от них говорить уже излишне – дело обычное. Поскольку многие вещи репатриировались раньше меня, я, естественно, забываю, куда их пристроила, а месторасположение тех, что привезла с собой сейчас, еще не определенное, часто случайное, так как временное. Просверливать отверстия в стене мне не приходилось, поэтому в этом отношении полностью завишу от посторонней помощи. Одну дырку просверлил в моей комнате мой зять, Биньямин – для настенных часов, и теперь искать их мне не придется: место их нахождения зафиксировано. К слову сказать, они никак не могли привыкнуть к тому, что израильское время отличается от московского на один час и, усердно стараясь приспособиться, с завидным постоянством отставали. В какой-то момент эти часы  адаптировались и побежали вперед. В общем, ведут независимый от времени образ жизни.

Возвращаясь к проблеме пропажи вещей, следует заметить, что стоит с большим трудом найти искомую вещь и испытать от этого чувство облегчения, как моментально пропадает что-то другое. Например,  бесследно исчезла длинная черная, отделанная бисером юбка, которую мне подарил несколько лет назад папа, а я намеревалась надеть ее, отправляясь к нему в гости. И что же? Бесчисленное множество раз я перелопатила все полки и вешалки нашего необъятного шкафа-купе в чулане, перебрала все ящики, которые не успела разобрать Танюша с ее многочисленными переездами с квартиры на квартиру – нет нигде. Потеряв всякую надежду, я машинально, из чистого упрямства просматриваю пакеты на одной из полок упомянутого шкафа и неожиданно натыкаюсь на эту самую юбку. Точно помню, что уже несколько раз проверяла пакеты на этой полке. Ну ладно, не вдаваясь в глубокие философские рассуждения в поисках причины явления, радуюсь находке. В хорошем настроении сажусь за компьютер с целью перенести на флэшку несколько новых фотографий. Что за черт?! Нет флэшки. Начинаю метаться в поисках флэшки. Помню, что собиралась переложить ее со своего так называемого столика, то есть ящика, закрытого доской и прикрытого сверху старенькой, но милой скатертью, в более подходящее место, но где оно, из головы напрочь вылетело. Обхожу все потенциальные объекты, которые, с моей точки зрения, отвечали бы моим требованиям к подходящему месту – все напрасно. В печали ложусь спать, а мысли, даже за чтением электронной книги, неуклонно возвращаются к очередной пропаже. Просыпаюсь рано утром, и проблема исчезновения флэшки с массой фотографий, переводов и моих собственных рассказов тут же просыпается вместе со мной и прочно занимает свое место в немного отдохнувшем мозгу. Я вскакиваю и в ночной рубашке снова обхожу все возможные точки, причем перед проверкой каждой из них я уверена, что да, это то самое, надежное место, где она лежит себе спокойно и терпеливо ожидает, когда я возьму ее и соединю с горячо любимым ею компьютером. И снова разочарование. Приходится заняться зарядкой и повседневными делами. В автобусе пытаюсь представить себе, куда бы я убрала флэшку теперь, если бы она нашлась, а вдруг раньше я выбрала то же место. Возвратившись домой, проверяю гипотетическое место – там нет ничего. Тогда, как это бывало со мною не раз, я поднимаю глаза к небу и говорю: «Я уже так долго и безуспешно искала! Пожалуйста, положи ее на место – я постараюсь быть внимательней». Через несколько минут мне что-то понадобилось на моем импровизированном столике, и я вижу на нем, на своем обычном временном месте лежат обе мои флэшки. Я готова расцеловать их и благодарю Всевышнего за благополучный исход поисковой операции. Но что это? Куда девался рецепт на лекарство? И так далее…

Таким образом, я приехала в гости таки без компаса и втайне, конечно, опасалась заблудиться и покрыть себя позором перед другом.

 

Спустившись по лестничной кипарисовой аллее, мы прошли минут пять и попали в миниатюрную рощицу, которая и без очков просматривалась мною насквозь. А я все-таки водрузила на нос очки, чтобы не покрыть себя двойным позором и найти хотя бы один гриб. Прочесав «лес» дважды вдоль и поперек, мы нашли два престарелых гриба, в которых можно было опознать маслята только по липкой кожице, а губка вся потемнела от старости и больше напоминала моховик. Слегка разочарованные, мы с двумя большими пустыми пакетами вернулись домой, перекусили и решили посетить парк библейских растений «Неот кдумим».

Приехав туда, мы поначалу никак не могли разыскать кассу.

— Давай пойдем без билета, раз нигде не видно кассира. Мы же честно пытались отыскать его, — предложила я, сожалея о потерянном времени. 

Мы нашли гостеприимно распахнутую калитку и вошли в заповедник. Богатая растительность, красивые деревья. Недалеко от входа раскинулся небольшой палаточный городок, возле которого веселилась группа молодежи, играла музыка. Не обнаружив ни одной таблички, а лишь какие-то непонятные номера, мы решили все же вернуться к входу в надежде получить вместе с билетами описание маршрутов и расшифровку номеров на табличках. На этот раз удача, если приобретение билетов можно назвать удачей, нам улыбнулась, и вместе с билетами буфетчик, выполняющий по совместительству обязанности кассира, вручил нам путеводитель выбранного нами «ботанического» маршрута «средней» трудности. Мы передвигались, следуя указателям, сверяясь с полученной картой, что напомнило мне детскую игру в казаки-разбойники со стрелками, по которым нужно было отыскивать спрятанные записки и инструкции по дальнейшим действиям. На своем пути мы увидели шатер Авраама (с современными аксессуарами и воздушными шариками), солнечные часы, мозаику, уютное озерцо. 

На протяжении всего маршрута в буклете приводятся цитаты из Танаха, «Песни песней», Тегилим (псалмов Давида), и, соответственно названным в них предметам или растениям, мы видим все это по ходу маршрута. На нем имеется 17 остановок, и каждая из них демонстрирует что-то конкретное, связанное с цитатами.

Так, например, в Танахе упоминались три важнейших урожая того времени: злаковых — пшеницы  и ячменя, оливок – для получения оливкового масла — и винограда, из которого делали сок и вино. И на одной из остановок можно увидеть пшеницу, ячмень, овес и орудия труда земледельцев, на другой – большие круглые камни, используемые на древних маслобойнях в качестве пресса, на третьей – принадлежности виноделия.

На пути к маслобойне растут старые оливы. Их необходимо было выкорчевать при прокладке нового шоссе по дороге в Иерусалим, и они были сохранены и привезены сюда. На всей территории заповедника была раньше пустыня, и пришлось арендовать у пожарных танкеры, заполненные водой, чтобы поливать эти деревья. 

Менора является важнейшим символом Израиля. Подробное описание меноры, стоявшей в Храме, приведено в Торе. Соцветие нескольких видов шалфея имеет разветвление в виде меноры. На одной из остановок маршрута можно как раз увидеть это растение. Менора символизирует духовный свет, одерживающий верх над физической силой.

Большинство видов шалфея отличается приятным ароматом. Запах есть у цветов, листьев и даже у стеблей. Чем ярче светит солнце, тем сильнее аромат растений. Праздник Шавуот, приходящийся на месяц сиван, один из жарких месяцев, — праздник дарования Торы, и слова Б-га сопровождались ароматами. Связь между светом и запахом благовоний нашла свое выражение в работе священников по воскурению благовонных растений. После разрушения Храма эта связь была сохранена в церемонии отделения субботы от будничных дней. Свет свечи и аромат благовоний появляются вместе с вином во время исхода шабата, при переходе от святого к будничному. 

На пути к девятой остановке путеводитель обещал встречу с газелями, красивыми животными, упоминаемыми в «Песнь песней», но наша встреча с ними, к сожалению, не состоялась.

Интересно написано было в путеводителе про мандрагору. Согласно Торе, Реувен, сын Яакова и Леи, в дни жатвы искал в поле мандрагору, корни которой своей формой напоминают образ человека, и отдавал ее матери. Рахиль попросила Лею отдать ей эту мандрагору, которая, как считалось, способствовала плодовитости, уступив ей за это ночь с Яаковом. Такая высокая цена обусловливалась тем, что в дни жатвы найти это растение необычайно трудно, так как полевые животные, найдя созревшие плоды, тут же их поедают. 

Самое обидное, что раскодировать номера на табличках нам так и не удалось, потому что упитанный буфетчик забыл снабдить нас перечнем растений. На своем маршруте средней тяжести мы сумели узнать без справочной литературы фисташковое дерево, инжир, виноградную лозу, грецкий орех, дубы.

Время работы заповедника подходило к концу, и мы устремились к выходу, жаждая не упустить буфетчика-кассира, чтобы вытрясти из него список растений хотя бы для следующего посещения. Увидев издали, как он запирает дверь, мы изо всех сил окликнули его, аппетитно жующего сэндвич внушительных размеров. Напряженно вслушиваясь в наши сбивчивые речи на несовершенном иврите, он с трудом понял наши претензии, вернулся на рабочее место и вручил нам перечень растений, который был доверен мне, с тем чтобы я занялась на досуге его изучением.

 

Снова о голубях

Да, так вот еще о голубях. В один не особенно прекрасный день вешаю я на хозяйственном балконе полотенце, бросаю взгляд на нижнюю часть балкона и вдруг замечаю там нечто похожее на неподвижного голубя. Иду в тоске за очками и через них пристально разглядываю неопознанный объект. Так и есть, мертвый голубь. Как он попал сюда, непонятно. Вечером в пакете дневных новостей озвучиваю Танюше и эту, печальную. 

— Может, он подрался со вторым голубем из-за самки и ударился о решетку или соперник разделался с ним, — выдвигает дочь свою версию. — Мамочка, потерпи, мы что-нибудь придумаем, а пока ты окно не открывай и не смотри туда.

Через день Танюша приехала по делам в Рамат-Ган и заглянула ко мне.

— Я заскочила только на полчасика, потому что мне обязательно нужно застать в лаборатории двух человек.

— Я рада и минутке.

Сняв мокрые сапожки, прямо в куртке Танюша ринулась в ванную, чтобы оценить обстановку.

— Да, действительно мертвый голубь, — констатировала она, схватила щетку с обычного балкона и заперлась в ванной.

Я перепугалась, что она свесится вниз и может упасть, а то еще и полезет вниз, и со слезами в голосе закричала, чтобы она немедленно открыла дверь, чтобы у меня не разорвалось сердце. Она нехотя открыла и пробурчала, что мои причитания ей только мешают.

— Какие причитания? Давай вместе думать, что делать, — сказала я, глядя на ее безуспешные попытки достать голубя, связав последовательно палку от щетки со шваброй. 

— Знаешь, бывает такой совок на длинной палке, — задумчиво произнесла она.

Кончилось тем, что мы прикрепили совок почти перпендикулярно к палке с крючком, непонятно для чего и откуда взявшейся в углу ванной комнаты. Я высунулась наружу и старалась подцепить несчастного голубя, а Танюша подпихивала его к совку. Естественно, пару раз он сорвался вниз, но, в конце концов, нам удалось его вытащить и поместить в двойной полиэтиленовый пакет. Процесс дезинфекции всех орудий труда я отложила на потом, мы тщательно вымыли руки и сели за стол. Танюша быстренько проглотила еду,  часть я уговорила ее взять с собой в лабораторию, и мы вместе поспешили на автобусную остановку.

— Танюшенька, ты моя скорая помощь, — проникновенно сказала я.

— Мам, мы же вынули его вместе, и про совок ты придумала. Видишь, как полезно вместо причитаний конкретным делом заниматься?

— Так я бы и не причитала, если бы ты не закрылась в ванной. Всегда вдвоем легче что-то делать, и две головы лучше одной – что-нибудь да придумают. 

 

Теперь я разглядела семейку, поселившуюся у меня на балконе и соперничающую со мной за жилплощадь. Оказывается там целый гарем: самец с двумя голубками. А еще считается, что голуби моногамны. Правда, не исключено, что мертвый голубь был другом второй самки, и, потеряв его, она прибилась к паре моих квартирантов. Когда они греются на солнышке на подоконнике соседнего дома в нескольких метрах от моего кухонного окна, я, моя посуду или нарезая салат, наблюдаю за ними. Самец явно отдает предпочтение одной из голубок. Он чистит ей перышки и целует, целует без конца. Вторая голубка сидит рядом с ними и иногда выщипывает что-то у него на шее. Он не сопротивляется, но все его внимание занято другой особью. Если бы они только не устраивали на балконе в течение, может быть, нескольких лет общественный туалет или у меня хотя бы была возможность убирать там, я бы смирилась с их присутствием, а так я обдумываю способ их принудительного выселения. Получаю советы от родных (за исключением Танюши – она им сочувствует и не возражает против коммуналки с ними), от старшего по дому (ваад байт), из Интернета.

Из сочувствия к моим страданиям на исходе одной из суббот, которую ребята провели со мной в Рамат-Гане, Танюша включила компьютер, чтобы поискать в Интернете адреса магазинов, продающих решетки. Тут выяснилось, что голуби на балконе – далеко не исключительно моя личная проблема, а буквально бич, по крайней мере, в Рамат-Гане. Предлагаются различные меры борьбы с этим бедствием, начиная со страшных игл и средств и кончая различными сетками. Иглы и средства мы сразу же единодушно отмели, а сетками заинтересовались. Дочь нашла адреса двух магазинов в Тель-Авиве, и мы проверили их местонахождение по карте.

Вооружившись почерпнутыми из всемирной паутины сведениями, я через пару дней поехала разыскивать эти магазины. В первом же из них мне показали всевозможные сетки из разных материалов. Капроновые сетки птицы прогрызают, как объяснили продавцы, пластмассовые – на израильском солнце размягчаются, металлические — со временем ржавеют, а сетки от комаров препятствуют прохождению света. Лучше всего специально изготовленные из плотных ниток сетки с небольшими ячейками. На упаковке даже изображен знак, напоминающий дорожный с запретом стоянки: вместо буквы «Р» в кругу перечеркнут голубь. 

— Это надежно? – спросила я у хозяйки магазина, с аппетитом жующей сэндвич.

— Да, это лучше всего, — ответила она.

— 100%? 

— 200%!

Я привезла сетку домой и показала нашему ваад-байту Шимону, который взялся мне помочь, за определенную мзду, конечно. Он с сомнением посмотрел на маленький сверток.

— Разве ее хватит, чтобы закрыть балкон?

Я указала пальцем в знак с перечеркнутым голубем и на размер на упаковке: 3х3 м.

— Ну что же, посмотрим, — скептически заключил он и обещал позвонить перед приходом. Теперь мы вместе с сеткой, лежащей на кресле, ожидаем его звонка.

 

Обновки

Посмотрев внимательно в очках на свои босоножки, я обнаружила, что набойки снашиваются не только в Москве, но и в Израиле, и им срочно требуется ремонт. Узнала у дочери, где можно поблизости отремонтировать обувь, пошла в университет Бар-Илан и нашла обувную мастерскую прямо напротив университетского книжного магазина. Моего очередного спасителя, вернее, спасителя моих босоножек, как оказалось, звали Яков. Он приехал пятнадцать лет назад из Ташкента. Живет в Ришон-ле-Ционе, у него четыре дочери, из которых не замужем пока лишь одна. Пока Яков реставрировал босоножки, я зашла в книжный магазин, где пробыла довольно долго и, будучи не в силах бороться с искушением, приобрела новую книгу Орли Кастель-Блюм «Жизнь зимой». Еще до книжного посмотрела, какая одежда греется на солнышке перед входом в магазин одежды. Мое внимание привлекла оригинальная длинная юбка, а несколькими минутами позднее — модный в Израиле комплект, состоящий из сшитых в одно целое юбки и брюк. Подумав, что у меня и так ломится шкаф от обилия одежды, правда, практически, все с очень давних времен, я с сожалением отошла, как мне казалось, преодолев соблазн. Однако не тут-то было. Перед сном, между чтением и засыпанием, юбка и брюки упрямо стояли перед моими глазами, а внутренний голос упорно нашептывал, что в покупке новой одежды нет ничего предосудительного, особенно упирая на то, что это случается чрезвычайно редко. 

На следующий день я поделилась своими сомнениями с Танюшей. «У меня много одежды; кроме того, — говорила я, — может этот комплект мне не по возрасту». Танюша, разумеется, убеждала меня  в обратном:

— Мам, купи, у тебя же все старое. Купи, если тебе нравится. И к тому же такую одежду у нас носят люди всех возрастов.

И я прекратила свое не особо сильное сопротивление, собралась и быстрым шагом направилась в Бар-Илан. Там угрызения совести окончательно оставили меня, и я вошла в примерочную с двумя вешалками приглянувшихся мне накануне нарядов. Повертевшись перед зеркалом и сменив цвет брюк в комплекте с маренго на черный, я расплатилась с хозяином магазина. Оказалось, что юбка подпала под акцию и стоит на 40 шекелей дешевле заявленной цены. Ну, что за прелесть эти мивцаим (акции по скидке) в Израиле! Иду счастливая домой, а там вспоминаю, что все приобретения чересчур длинноваты для меня. Укоротить брюки – не проблема, тем более что совсем недавно я укоротила новые, очень симпатичные брюки своему зятю. И тем же вечером брюки были обрезаны и подшиты. «Поеду в новом комплекте к Марише, а потом к папе, — размышляла я перед сном. — Он, скорее всего, покупку не одобрит, так как ему нравится более яркая одежда. А мне – по душе».

С юбкой так же просто не получилось. Она состоит как бы из двух юбок: нижней и верхней, причем нижняя  выступает из-под верхней сантиметров на двадцать и заканчивается оборкой. Как укоротить нижнюю, я придумала: нужно сделать глубокую складку под поясом. С верхней юбкой дело обстояло сложнее, и я уже было надумала отдать её на подгонку профессиональной портнихе, как вдруг удачное решение молнией сверкнуло в моей голове, и я решила, что вполне справлюсь сама. Но тут я вспомнила, что швейная машинка, которую купила еще моя бабушка шестьдесят лет назад, как только приехала к нам в Москву с Украины, посланная мною в Израиль багажом за год до моей алии, еще не распакована. Я достала ее из большого ящика, временно исполняющего обязанности стола в моей комнате, освободила от скотча и пузырчатой пленки и собралась открыть. Стоп! Где же ключ?! Напрягшись, я припомнила, что ключ переезжал в Израиль в мой прошлый визит, то есть отдельно от машинки. Я кинулась в очередную поисковую экспедицию по всем ящикам, кошелькам, косметичкам. Нет нигде! Обыскав все мыслимые и немыслимые вероятные места его нахождения, я без всякой надежды открыла круглую деревянную шкатулочку, которую давным-давно раскрасила мне в подарок Танюша, и увидела там несколько маленьких ключиков. Полагая, что могла сунуть ключ в какое угодно место, но только не в это, я все же принялась примерять к заветной дырочке все ключики по очереди. С замиранием сердца я почувствовала, что один из них неуверенно вошел в отверстие. Я медленно повернула его, и футляр открылся.  «Yes!!!» — воскликнула я, хоть не люблю всяких этих английских междометий типа «вау!», «Оי кей!» ни в русском, ни в иврите. С трепетом я осмотрела машинку, чтобы проверить, как она перенесла столь долгое путешествие. Она все-таки была травмирована. Одна деталь внутри деревянной станины отлетела, так что не открывался доступ к челноку; игла приросла к своему гнезду, словно послед к стенкам матки во время родов, и без применения физической силы отказывалось работать устройство для намотки ниток на шпульку. Когда, наконец, настал момент начала работы, оказалось, что возник еще один камень преткновения: нитка никак не желала входить в ушко иголки, которое, и с моей точки зрения, было действительно маловато. Я надела самые сильные очки, подключила лупу – ничто не помогало. Что же теперь, после всей проделанной подготовительной работы, отказаться от затеи и идти к портнихе? В отчаянии я обратилась к последнему средству: накрутила на непослушный кончик нити ватку, и укрощенная нитка сдалась. Справившись кое-как с преодолимыми препятствиями, я отважно откромсала кусок верхней юбки и сбежала вниз, в холл, к большому зеркалу проверить правильность своей идеи. Короче, юбка не потеряла былой красоты. Она нравится мне безумно и в какой-то мере компенсирует потерю моей любимой серой итальянской юбки, которую я доносила до дырок так, что она буквально расползлась и никакие дополнительные заплатки исправить ничего не могли. Снимать подогнанную обновку не хотелось, и я проходила в ней в квартире полночи.

 

Цветы в квартире

Почти все цветы, что имеются в нашей квартире, — отпрыски моих домашних московских растений, отростки которых мы с Танюшей время от времени привозили в Израиль. С переездами несколько растений погибло, зато появились два новых: кактусы, подобранные и выхоженные моей дочерью. Фиалки у нее не сохранились, поэтому я недавно купила одну с лиловыми цветками. Пока она томится в маленьком пластмассовом горшочке и проходит карантин на полу, возле балкона, в стороне от других растений. Я уже приготовила для нее новый, симпатичный горшок и только жду, пока у нее закончится период цветения. 

Во время последней песчаной бури был растерзан колеус и сильно пострадала колерия. Поскольку я случайно привезла с собой укорененные отростки как раз этих двух растений, правда, не очень хорошо перенесшие дорогу, мы надеемся, что удастся их восстановить. Я хотела взять с собой еще фиалочку с фиолетовыми махровыми цветками, которую мне удалось в прошлом году реанимировать – она ведь почти ровесница моей старшей дочери – но для нее, к сожалению, не хватило места в багаже. В последний момент я отрезала у нее один листок и взяла с собой, но пустит ли он корни, пока неизвестно. Накрыла его банкой в надежде, что это поможет ему обзавестись корешками. 

Я купила у Шломо второй такой же, как раньше, столик и поставила на него декабрист. Он хоть и не цветет почему-то, но после душа его листочки весело заблестели и на концах веточек появились новые крошечные листики. Декабрист любит свободно раскинуть свои ветки, и я думаю, что он благодарно отзовется на переселение в «отдельную квартиру». Цветы приносят мне радость, и я при каждом удобном случае подхожу, любуюсь ими и стимулирую их рост всяческими индивидуальными комплиментами в их адрес.

Все пластмассовые горшки я постепенно заменяю керамическими, с трудом выискивая их в цветочных магазинах.

Позднее, в честь 8 Марта Танюша подарила мне обильно украшенную цветками фуксию. Цветки похожи на хрупких, тоненьких балеринок в фиолетовых, колоколом, юбочках. Длинные тычинки выглядят как изящные ножки. Фуксии немного капризны, и я волнуюсь, приживется ли новенькая гостья.

 

Своенравный компьютер

Каждый раз, садясь за компьютер, я не могу налюбоваться стройными формами и приятными глазу пропорциями монитора и не вспомнить, как старый экран ни с того ни сего гас, и приходилось подолгу приводить его в чувство, дергая за все провода, потряхивая и постукивая его по бокам. Я всячески ублажаю компьютер: с трудом раздобыла для него по специальному заказу новый «квадратный» экран, купила современный компактный красивый переходник с четырьмя портами USB, заменила капризную мышь своей, российской, сверкающей красными огнями. Ему, видно, этого мало. То и дело он вывешивает на экране всякие малопонятные мне вкладки на иврите, хотя его просили разговаривать со мной хотя бы на английском, который я понимаю, если честно, не намного лучше. Время от времени, не справляясь с моими заданиями, он вдруг объявляет, что произошла ошибка, и просит перезагрузить страницу в самом разгаре работы. Особые затруднения у него вызывают  банковские отчеты – всеми своими электронными фибрами он, по не понятной мне причине, сопротивляется их открытию.

И вообще компьютер совсем распоясался. Он не только отмечает грамматические ошибки, но еще назойливо пытается редактировать мой стиль письма. То, по его мнению, я использую просторечные выражения, то предложение слишком длинное. Особенно он любит указать на то, что отсутствует согласование прилагательного с существительным, либо, как ему кажется, вообще нет согласования в предложении. Только я подниму глаза от клавиатуры, как опять двадцать пять – уже все предложение подчеркнуто волнистой зеленой линией. Я хоть и люблю зеленый цвет, но эти его линии меня несколько раздражают. «Ну, что тебе от меня нужно на этот раз?» — возмущенно спрашиваю я, прочитав критикуемое предложение и не найдя в нем абсолютно никаких недостатков. Видите ли, оказывается, несколько гласных подряд трудно читаемы, или он упрямо бубнит, что предложение нужно разбить на несколько более коротких и простых. Я неумолимо отвергаю его советы и велю ему впредь не спорить с автором, но он с упорством, достойным лучшего применения, снова нервирует меня своими зелеными волнами. Еще он норовит расставить запятые там, где в них нет никакой необходимости. Стараюсь проявлять по отношению к нему снисходительность: умный, конечно, без сомнения, надо отдать ему должное, но нет в нем гибкости по отношению к предлагаемому материалу.

 

Полный цейтнот

Где взять время?? Так много всего хочется, и так мало успеваю: иврит, переводы, свои рассказы, которые настойчиво рвутся из головы наружу. Ложусь ли спать, просыпаюсь ли, делаю зарядку или еще что-нибудь обыденное, вдруг сверкнет в голове удачная мысль, подходящее выражение, точное слово, которое никак не давалось – бросаю все или вскакиваю с постели и бегу записывать, потому что все они проходят через мой мозг транзитом и тут же бесследно растворяются в пространстве. Интернет, общения с которым я так жаждала в Москве, не может дождаться своей очереди, и я наношу ему визиты почти так же редко, как там, а еще фотографии, цветы… Убирать, стирать и мало-мальски готовить тоже необходимо. И всякие там инструкции не мешало бы перевести. А гулкое эхо в пустой квартире? Стенка, диван и столики для цветов – это мило, но стульев, например, всего три, при том один из них пластмассовый, предназначенный для балкона, а второй – просто инвалид: со спинкой у него не в порядке. Один-единственный нормальный стул постоянно кочует по салону – от стола к компьютеру и обратно, а также служит в качестве легкой, переносной низенькой стремянки. Какая-никакая мебель все-таки нужна, и домой она сама не заявится. Приходится искать, заказывать, покупать, хотя хочется поменьше забарахляться, но чтобы все-таки было красиво и уютно и  все разложено аккуратно, а не распихано кое-как по пакетам и ящикам в чулане. Хотя Танюша считает, что квартира – не музей и поэтому должна иметь жилой вид. Это означает, что все может быть разбросано и не надо попусту тратить время на наведение порядка, а нужные вещи и книги все время остаются под рукой. Это одно из немногих наших с ней разногласий, что ни в коей мере не портит  отношений между нами.

Пока что я приобрела только люстры и плафоны для всех лампочек и собираюсь пригласить электрика, чтобы он водрузил их, куда положено. Настольную лампу, подключив давно уснувшую инженерную мысль, мне удалось собрать и включить собственными силами. Она такая симпатичная, что каждый вечер я включаю ее перед сном минут на пять, просто чтобы полюбоваться ею: читать при ней невозможно, потому что столика пока еще нет, она стоит на низеньком картонном ящике с плафонами для салонных светильников, и весь свет достается упомянутому ящику.

 

Панегирик квартире

Б-же мой, неужели это моя квартира? После стольких коммуналок, которые мне до сих пор снятся. Она мне так нравится! Мне даже не пришлось к ней привыкать, я сразу почувствовала себя дома. Главное, в моей комнате целых два окна, небольшие, но одно из них смотрит на восток, другое – на север; есть балкон, даже два – хозяйственный (с голубями) и обычный, который в дословном переводе с иврита называется солнечный балкон. Еще большая ванная комната с окном. В России в одной из квартир, на улице Лестева, мне тоже повезло с окном в ванной – вечно меня преследует духота, а уж в ванной тем более. 

Когда мы с Танюшей после долгих поисков, ползания по Интернету, прочесывания улиц еще только нашли этот вариант – о нем сообщал клочок бумаги, приклеенный к фонарному столбу – и посмотрели квартиру, она сразу пришлась мне по душе. Танюша, правда, заметила, что для семьи с детьми квартира маловата, на что я ответила, что нам с ней на двоих — в самый раз. Тогда дочь посвятила меня в свои планы: через несколько лет она выйдет замуж, и они с мужем будут снимать квартиру.

— Зачем снимать? Когда ты выйдешь замуж, я уйду в хостель, — сказала я.

— Пока я жива, этого не будет, — возразила она твердо.

 

Пока происходило сложное оформление сделки, я старалась почаще проходить возле этого дома и Танюшу просила, когда мы шли с ней вместе.

— Мама, зачем нам делать эту петлю? – недоумевала она.

— Пусть дом привыкает к нам, — отвечала я и еще при каждом удобном случае поглядывала на него из окна квартиры, которую дочь снимала вместе с подругами: как он там поживает без нас?

Каждое утро, когда открываю глаза, и каждый раз, когда возвращаюсь откуда-нибудь, я благодарю Всевышнего за данную мне возможность пожить около детей и в замечательном доме. Могла ли я когда-нибудь в своей прежней жизни представить себе, что не только буду жить в отдельной квартире, но что это будет израильская квартира? В жизни не поверила бы, если бы услышала такое предсказание!

 

Телевизионная проблема

Когда я в очередной раз навещала Маришу, мою старшую дочь, мы посмотрели по телевизору российский фильм «Семейная история». Не сказать, что это шедевр, но смотрится очень приятно, и мне вдруг захотелось купить телевизор, несмотря на искажение фигур из-за вытянутого экрана. Ладно, пусть уж они будут низкорослыми и толстенькими, но хочется же иногда посмотреть что-то интересное – все-таки двадцать первый век на дворе, а у меня телевизора нет, как полвека назад. Я обмерила Маришин телевизор диагональю 32 дюйма и дома проверила, войдет ли такой телевизор в специально предусмотренную для этой цели нишу в мебельной стенке. Оказалось, что нет – мешают его 2,5 «лишних» сантиметра. Теперь не знаю, что делать. Есть лишь два варианта: либо отпилить от нового телевизора эти несчастные сантиметры, либо пока отказаться от покупки. Временно выбрала второй, хотя жаль, конечно: отсюда наши российские (совсем запуталась: наши – это российские или израильские?) передачи и фильмы, а также артисты кажутся такими родными.

Приемник у меня постоянно настроен на волну  классической музыки, подобно российскому «Орфею». Выбор произведений мне нравится меньше, чем в нашем радио: очень много современной музыки, до которой я не охотница, потому, думаю, что не доросла до нее. Мне бы слушать с утра до вечера музыку Моцарта, Гайдна, Бетховена, Вивальди, Верди, Россини, Грига, Глазунова, Римского-Корсакова, Валерия Гаврилова… 

На днях передавали оперетту «Летучая мышь» в исполнении израильских артистов, на иврите, понятно. И время от времени, не ясно, по какому принципу, вдруг вставлялся совершенно посторонний номер, например, ария из оперы «Кармен» на французском языке или тенор исполнял какую-нибудь арию на немецком. Вообще очень много произведений передают почему-то именно на немецком языке. 

А с телевизором-то как быть все-таки?

Внезапно меня осенило: а почему, собственно говоря, телевизор должен стоять в стенке, словно в клетке или на прокрустовом ложе? Куплю-ка я для него отдельный столик, и пусть себе вольготно располагается на нем всеми своими сантиметрами. И заказала его у Рафи в магазине на улице Герцля. А также стулья, чтобы Беньямину не нужно было по субботам таскаться туда-сюда с пластмассовым стулом, который обычно стоит в их комнате. 

 

Седьмой чемоданчик

Прочитала в своей электронной книге рассказ Белля, в котором он упоминает, в свою очередь, рассказ Генриха Кнехта «Седьмой чемоданчик». Последний показался мне настолько интересным, что захотелось поделиться им. Речь в нем идет о том, как пишется короткий рассказ. Нужно иметь семь чемоданов, фигурально говоря, конечно. Каждый последующий чемодан должен быть меньше предыдущего. Итак, первый просто огромный. Автор назвал его заготовочным. В него могут входить целые заводы, вокзалы, квартал новостроек, и годы могут уйти на то, чтобы от этого остались лишь цвет, запах, которые будут уложены автором во второй чемодан. Второй – немного поменьше, и в нем, возможно, уже хранятся лошадь и грузовик, казарма… От них останется лишь волосок из гривы и визг тормозов, эхо команд для третьего чемодана, в котором уже дожидаются своего часа старое одеяло, сигаретные бычки, пустые бутылки… Открывая каждый чемодан, писатель работает над материалом, экстрагирует, выжимает, упаривает, и вот из третьего чемодана в четвертый переходят отдельные нити, волоски, улыбки, ароматы. И когда очередь доходит до последнего, совсем маленького чемоданчика, не имеет значения, какой он формы. Главное, его надо обязательно запереть, хотя бы перетянуть обыкновенной аптечной резинкой. А открыться, как пересказывает Белль, он должен сам, без посторонней помощи. В нем созревает короткий рассказ. Процесс может продолжаться дни, месяцы, годы. Если, в конце концов, получилось нечто удачное, чемоданчик откроется сам, и оттуда выскочит стоящий короткий рассказ, после чего остается только записать его. В противном случае, чемоданчик не откроется никакими усилиями, нечего и пытаться.

 

Соревнования по теннису

Дана, дочь Марины, т. е. моя внучка, очень повзрослела, стала спокойнее, не капризничает. Раньше стоило ей увидеть у себя на тарелке что-то кроме жареной картошки, хумуса, бурекаса или тунца, как на ее лице появлялось брезгливое выражение, сопровождавшееся непременным восклицанием «ихс!», что в просторечии переводится «фу, гадость какая!». Теперь она говорит с улыбкой: «Хорошо, я попробую еще раз».

У Даниэля другая манера. Я спрашиваю его: «Ты любишь хоть какие-нибудь фрукты?» «Да, — отвечает он, с трудом отрываясь от компьютерной игры, — но сейчас я не хочу». «Сейчас» растягивается до бесконечности и уходит за горизонт.

 

В одну из суббот всему семейству пришлось рано покинуть теплую постель, так как в Хайфе должны были проводиться соревнования по теннису, и Дану в числе восьми человек из секции выдвинули  на участие в них. Мы поехали на место соревнований всей семьей, не считая Даниэля: вечером он собирался пойти на день рождения к одному из приятелей, где предполагалось готовить шашлыки, а днем он готовился к этому мероприятию морально. Поэтому мы вышли из дома, оставив его в наушниках перед компьютером. 

Соревнования, как это водится у евреев, начались с опозданием на час с четвертью. Участников разбили на группы по пять человек. Трибуны для зрителей там не предусмотрены, и родители стояли за кортами, прильнув к решетке. Некоторые из них, как наш Давид, в волнении шагали вдоль ограды взад-вперед, другие болели за своих детей вместе с их братишками и сестренками, сидящими в колясках. Перед началом соревнований родителям строго запретили входить на площадки и давать советы из-за ограды. Дана играла неплохо, но другие, в основном, мальчики, были сильнее ее, и она проигрывала. Мариша переживала, кусала ногти и губы и издавала жалобные междометия. Я и не думала, что она будет принимать промахи дочки так близко к сердцу, и посоветовала ей отвернуться. Потом вовлекла ее в воспоминания, рассказала, что у меня никогда не было теплых отношений с уроками физкультуры в школе. Я никак не могла перепрыгнуть через козла и застревала на нем. Приходила в зал после уроков и мучила несчастного козла в безуспешных попытках взлететь над ним. Взобраться по канату мне тоже не удавалось, но тут я брала хитростью: подпрыгивала на нем, а потом вытягивала руки на выигранное расстояние. Бег на длинные дистанции доводил меня до безумия – я добегала до финиша исключительно благодаря силе воли, которая с годами постепенно исчезла, долго не могла отдышаться и цветом лица могла потягаться с вареным раком. Один раз, когда я приходила в себя после преодоления 800-метровой дистанции, мой одноклассник, Саша Даньшин, который, между прочим, искал моей дружбы, пользуясь моим бедственным, беззащитным состоянием, запустил мне за шиворот тритона. Единственное, в чем мне удавалось преуспеть – в беге на короткие дистанции. Как-то раз в пионерском лагере я даже вышла на первое место в отряде в беге на 60 метров, участвуя в спартакиаде. Среди моих пятерок в дневнике сиротливо томилась одна четверка по физкультуре, которую мне ставила, я думаю, из сострадания наша преподавательница Людмила Алексеевна. Каким-то таинственным образом в старших классах четверка трансформировалась в пятерку, которая и заняла свое место в аттестате зрелости.

Мариша призналась, что не меньше меня страдала в школе от ненавистных уроков физкультуры, а по канату не могла взобраться, даже следуя моей методике. Мы обе любим играть в пинг-понг, но теннис не для нас, и когда Мариша с досадой и тяжелыми вздохами воспринимала каждый проигранный Даной счет, я указывала ей на то, что игра трудная, мы бы вот не смогли так носиться по площадке да еще махать при этом впопад довольно тяжелой ракеткой, потому что руки у нас с ней слабые и на любую нагрузку отвечают появлением боли в кистях. «Кроме того, — говорила я ей,- у Даны хорошие удары – вон как она посылает мяч в разные углы площадки. И вообще, это всего-навсего игра, бывает, что кто-то проигрывает. Она еще научится, ведь вы не готовите ее к спортивной карьере». Маринка соглашалась и продолжала ойкать и прикусывать губу.

Давид, который в детстве не столько учился в школе, сколько защищал ее честь в футбольных матчах, нервно расхаживал вдоль ограды и раздраженно объяснял мне:

— Она плохо играет, потому что, Вы только посмотрите, гверет Рая, как она равнодушна, не вкладывает душу в игру.

Тогда я переключалась с Марины на ее супруга и доказывала, что Дана старается, от волнения у нее не все получается, надо отработать с ней некоторые приёмы. Лучше поддержать ее, а не упрекать за проигрыш. Дана отирала пот с лица, так как ни в какую не хотела расстаться с курткой, вся раскраснелась,  и видно было, что она переживает. Игровую площадку уменьшили с учетом возрастной категории участников, и у Даны мячик часто вылетал за пограничную линию. Мальчики из этой же группы, судившие по очереди игру, иногда засчитывали ей аут несправедливо, и нам всем, и мне в том числе, это было очень обидно. Но право голоса у родителей отсутствовало.

В конце концов, Дана и ее подруга из другой группы выбыли из соревнования, и мы отправились в буфет. Дана заедала горе тостом с сыром, а мы ограничились чашкой  кофе. Дана с подругой винили в проигрыше мальчишек, несправедливо судивших игру. Мы подбадривали Дану и отмечали положительные стороны ее игры, хотя Давид не преминул подчеркнуть отрицательные моменты.

 

Папа подыскивает мне жениха

Папа сказал мне:

— Ты ведь еще молодая, и фигура у тебя неплохая, почему бы тебе не устроить свою личную жизнь?

В глубине души я действительно не чувствую себя пожилой, но понимаю, что кроме души от молодости больше ничего не осталось.

— Да мне некогда этим заниматься, — отвечаю ему я.

— Так ты что, совсем отказываешься от возможности найти друга? – продолжает папа свою линию.

— Нет, почему же, я вовсе не против погулять вместе, пообщаться.

— Ну, а замуж-то выйти ты что, категорически не хочешь? – допытывается папа. – Нехорошо женщине быть одной.

— Знаешь, па, специально искать человека для этой цели я не собираюсь, но если кто-нибудь подходящий встретится на моем жизненном пути,  я подумаю над этим вопросом, — успокаиваю я его.

— Между прочим, у нас тут есть один мужичок, Семен, так он вполне себе ничего – в компьютере разбирается и руки у него золотые.

У меня тут же на автомате пронеслась мысль, что золотых мужских рук мне как раз сильно не хватает: для картин дырки нужно просверлить в стенах, светильники повесить, карниз пристроить… Однако я одернула себя: «Речь о замужестве, а не о золотых руках, а к такому серьезному шагу ты не готова».

— Правда, ему 79 лет, но он еще бодр и в хорошей форме, — добавляет папа. – К тому же есть подходящий повод. Он подсоединил VEB-камеру, а что дальше делать, не знает. Мы можем зайти к нему, и ты подсоединишь скайп.

Вообще-то скайп мне установила Танюша, и я не видела, как она это сделала. Конечно, я могу попробовать, но теперь неудобно получится в случае неудачи – наверняка, папа сделал мне рекламу перед Семеном, и не хотелось бы опростоволоситься да и папу разочаровать. Так что я нахожусь в раздумье, стоит ли рисковать.

 

Разговоры с автоответчиком

В Израиле очень многие операции производятся по телефону: общение со служащими банка, с телефонной станцией, запись к врачу или на прием в различные организации… Однако, прежде чем добраться до разговора с живой душой, приходится долго и нудно объясняться с автоматом, отвечая на все его дотошные вопросы. Бывают, конечно, редкие случаи, когда предоставляется возможность выбора языка. Если же автоматический собеседник ведет допрос только на иврите, меня, во-первых, сразу же охватывает волнение и нервная дрожь, как во время экзамена, во-вторых, я боюсь не расслышать, не понять. 

Вот вчера, например, мне нужно было позвонить в электрическую компанию и сообщить показания счетчика. Казалось бы, нет ничего сложного. Набираю номер. Строгий, сухой мужской голос требует назвать номер контракта. Я-то думала, что мне достаточно будет продиктовать номер своего удостоверения и после этого – показание счетчика. Не тут-то было. Какой еще контракт, может, на съем квартиры? Отключаю телефон и звоню дочери.

— Мам, возьми мой старый счет, там найдешь номер контракта с компанией. 

— Танюшенька, может, ты позвонишь, — прошу я жалобно.

— Я, конечно, могу позвонить, мне нетрудно, но надо же тебе самой научиться, — строго, но логично замечает дочь. – Это вообще хороший способ натренироваться понимать язык на слух. Я в свое время практиковала такие разговоры с автоответчиком, — щедро делится она своим опытом.

Я беру себя в руки и вторично пытаюсь наладить контакт с автоматом, но его вопросам нет конца. Выяснив номер контракта, он поинтересовался, в каком районе я проживаю, и пустился перечислять жилые пункты по всему Израилю, объясняя, какую цифру я должна нажать конкретно для каждой точки. С трудом уловив в потоке беглой речи слова «Тель-Авив и его окрестности», я прослушала цифру. Пришлось повторить все сначала. Услышав цифру 4, раскрывающую место моего проживания, мужской голос продолжал допрос, перейдя, наконец, к выяснению номера моего удостоверения личности. Этим он не сбил меня с толку, и я без сучка и без задоринки выдала ему свой номер. Повторив его, он велел для подтверждения нажать цифру 1, для изменения — цифру 2. Вроде бы несложно, но я-то не ожидала такого оборота.

С силой прижимаю трубку к уху, как будто это облегчит мою нелегкую долю. Испуганно нажимаю на единичку. «Ну, — думаю, — теперь уж можно будет продиктовать показание и обрести покой». Как бы не так. Автомат, оказывается, по номеру удостоверения определил мой точный адрес и, гордый этим, выдает его мне. Я слышу что-то очень знакомое, догадываюсь, что именно, а он уже настойчиво просит подтверждения или  опровержения путем нажатия разных цифр. Вконец измочаленная длительным допросом, взмокшая от напряжения в  холодной атмосфере своей квартиры, слушаю музыкальную паузу вперемешку с рекламой, после чего живой женский голос информирует меня о том, что я попала в электрическую компанию, и спрашивает, по какому поводу я звоню. С живым человеком мне разговаривать легче, и я, как обычно, начинаю с преамбулы: «Я недостаточно хорошо понимаю иврит, говорите, пожалуйста, помедленнее». На другом конце провода мне отвечают полным пониманием, и следующие два предложения произносятся почти по слогам. Однако по мере углубления диалога скорость нарастает, и я снова превращаюсь в комок нервов. Мы все-таки поняли друг друга, но в конце беседы меня спрашивают, могу ли я подождать несколько дней, пока служащий придет, как принято, в конце месяца и снимет показания. Я, разумеется, могу, но зачем тогда меня просили позвонить? «А, — догадываюсь я, — видимо, чтобы дать мне возможность потренироваться в прослушивании речи на иврите». Мы прощаемся с наилучшими пожеланиями друг другу, и я с огромным облегчением отключаю телефон.

Или другой случай. Мне нужно было записаться к врачу. Тут тоже долгое вступление к разговору с секретарем. Хотя была дана возможность выбора языка, и я с радостью поспешно нажала цифру, соответствующую русскому языку, все же  третьим вопросом я не на шутку озадачена. Автомат вполне приятным мужским голосом попросил меня назвать номер удостоверения личности и добавить контрольную цифру моей карточки страховой кассы. Я моментально переполошилась по причине того, что никакой контрольной цифры не помнила. Прижав мобильник к плечу, я кинулась к сумке и лихорадочно пыталась нащупать в ней кошелек, набитый разнообразными карточками. В это время в разговор вмешался автомат с женским голосом и сурово произнес: «Вас просили сообщить информацию». Дрожащими руками я достала из кошелька искомую карточку и начала торопливо скользить по ней взглядом, пытаясь найти загадочную контрольную цифру, которая позволит мне получить очередь к врачу. Женский голос с той же строгостью повторил свою фразу. Не найдя от волнения вообще ни одной цифры на карточке, я оборвала разговор и в панике позвонила Танюше.

— Не знаю, — задумчиво сказала она, — я всегда разговариваю на иврите, и мне таких вопросов не задают. Может, ты что-то неправильно поняла?

— Как это неправильно?! – возмутилась я. – Ведь автоответчик разговаривал на русском языке!

— Ну, не знаю, мама, надо было выбрать иврит, — заключила Танюша неожиданно, но резонно.

Вместо того чтобы последовать ее совету, я малодушно набрала вторично прямой номер секретаря поликлиники, который раньше был занят. Милая женщина терпеливо выслушала меня, и, хотя я все время робко добавляла к своим просьбам слова «если возможно», она записала меня на желаемый день и указанное в просьбе время. Господи, а как же Ты помогаешь людям, которые совсем не знают иврит?

 

Комариный шабаш

Перед очередными выходными Эрна (владелица исторической фермы, где моя младшая дочь познакомилась со своим будущим мужем) попросила Танюшу приехать, чтобы накормить животных – ей надо было уехать к себе домой в Офру. Танюша с готовностью согласилась, позвав и меня ехать с ней и Биньямином. 

Выйдя из автобуса, мы в ту же секунду почувствовали разницу между погодой в Иерусалиме, Рамат-Гане и в пустыне: воздух был просто горячим, а между тем расстояние от Иерусалима до Бейт-Хоглы не больше 40 километров. У ворот на входе  дежурили Габи на цепи и два ее щенка, с лаем бросившиеся нам под ноги. Танюша поздоровалась с Габи, и та, услышав хорошо знакомый голос, сразу замолкла. Щенки последовали ее примеру, но крутиться возле наших ног не перестали. Внимание одного из них привлекли тесемки на юбке Танюши, и он упрямо пытался попробовать их на зуб, но ухватить их ему никак не удавалось. Интересно, куда делись трое других щенков? 

Навстречу нам вышла Эрна. Поздоровавшись, она поспешно дала Танюше краткие инструкции относительно кормления животных и уехала. По территории важно разгуливала тройка гусей, но на этот раз они не проявляли ярко выраженной агрессивности. Мы выбрали в Большом доме по комнате, разложили вещи, приготовили постели и пошли проведать животных. Среди трех взрослых коз резвились двое симпатичных козлят. Временами они гонялись за курами, потешно убегающими от преследователей и даже, отчаянно хлопая крыльями, взлетающими на ограду. Ослики вытянули морду, ожидая получить от нас что-нибудь съедобное, но у нас ничего не было наготове. Шхори, привязанный рядом с загоном, залился оглушительным лаем, однако Танюша живо его  урезонила.

Перед началом субботы Танюша с Биньямином совместными усилиями загнали гусей за загородку. Тут серый гусак с покалеченным крылом налетел на своего белого соперника и вцепился в него клювом. Насилу удалось его оттащить, и белый гусак остался ночевать снаружи. Хотя в прошлый наш приезд он вел себя по отношению к нам чрезвычайно агрессивно, мне стало его жалко. Теперь он был изгоем, а так как он привык постоянно вести за собой двух серых гусей, то остался не у дел. Найдя оригинальный выход из создавшегося положения, он примкнул к нам и, смешно переваливаясь, повсюду нас сопровождал. Иногда он возглавлял нашу компанию, по временам семенил сзади, стараясь не отставать от нас. Его резкие крики, в точности как в радиоспектакле «Путешествие Нильса с дикими гусями», перемежались очень милым «ток-ток-ток-ток». В первый раз я услышала эти звуки в парке Леуми от парочки египетских гусей, которые стояли друг против друга, вытянув шеи, и токовали точно так же, как наш неожиданно объявившийся рыцарь.

Вечер субботы прошел, как положено. Супруги, умаявшись за неделю, улеглись рано, а я решила еще почитать. Когда и меня начало клонить ко сну, я не стала долго сопротивляться и закрыла книгу. Не успела я положить голову на подушку, как услышала характерный звук, предупреждавший о приближении комара. Как только он приготовился вонзить в меня свой шприц, я наугад начала шлепать себя по лицу в надежде быстро разделаться с ним. Потом вспомнила, как муж учил меня выждать, пока кровопийца присядет, и тогда прихлопнуть его. У меня никогда не хватало выдержки, и я хлопала руками раньше времени, а потому безуспешно. Израильские комары миниатюрнее российских, и их не всегда почувствуешь на себе, пока они не сделают свое черное дело. Я закрыла глаза, но через несколько минут со стороны маленького вампира последовала вторая попытка. Меня охватило тоскливое предчувствие, что поспать не удастся. И правда: как только легкая дрема нежно укутывала меня своим кружевным облаком, сразу слышалось назойливое жужжание, и сон испуганно отлетал все дальше и дальше. Я садилась, вставала, ходила по комнате и в изнеможении возвращалась под одеяло. Пытка продолжалась. Если вначале я принимала ситуацию с юмором и весело предвкушала, как отражу ее в рассказе, наивно полагая, что имею дело с одним комаром, то очередная атака показала, что жужжание производится на три голоса. В других обстоятельствах комариное трио могло бы, несомненно, вызвать у меня интерес, но сейчас мне было не до музыки. Таблетка валидола не внесла никаких изменений ни для одной из сторон. Я услышала шелестящий шепот, доносившийся из второй комнаты.

— Танюша, вы не спите? – спросила я тихонько.

— Нет, комары замучили, — услышала я в ответ.

Мы обменялись впечатлениями, и вскоре ребята вроде бы уснули, а я продолжала борьбу с невидимыми агрессорами. Теперь в воздухе стояло ровное гудение, нарушаемое лишь пронзительными нотами пикирующих на жертвы комаров. Поняв тщетность своих надежд на сон, я на ощупь оделась и вышла на улицу. Меня приятно поразило, что не было слышно ни единого комара. «Наверное, они объявили всеобщую мобилизацию и с воинственным писком отправились в Большой дом», — подумала я. Приглядевшись, я заметила белого гусака, которому почему-то тоже не спалось. Так мы с ним бродили, одинокие, как волки или как саксаулы в пустыне, каждый по своему маршруту. Время от времени без всякой системы кричали петухи – может, и им не давали спать комары? Вообще об отношениях между курами и комарами мне ничего неизвестно. Некоторые животные беззвучно прохаживались внутри загона. Ослики даже перекатывались на спине, возможно, их тоже донимали какие-то кровососы. Серые гуси периодически вскрикивали во сне. 

Картина на улице совершенно изменилась. Как мы и учили на уроках географии, ночью в пустыне температура резко упала, и мои ноги в босоножках, в которые в темноте мне было обуться проще, чем в кроссовки, совсем окоченели. «Кончится ли когда-нибудь эта ночь?» – стучало у меня в голове. Вдруг я заметила, что с одной стороны небо чуть-чуть посветлело. Неужели светает, или показалось? Светлая полоска расширялась, и медленно, постепенно свет разливался по всему небу, вначале скромно, как легкий намек, затем становясь все явственней, ярче. Солнца еще не было видно, но чувствовалось его присутствие. Тишина, ни дуновения ветра, ни звука. Даже петухи притихли, ожидая появления солнца. 

В дверях появился Биньямин, и это означало, что подошло назначенное Эрной время кормления животных, а именно, 6 часов.

— Помочь разбудить Танюшу? – спросила я. Это всегда было нелегкой задачей, а сейчас, в ее положении, стало и вовсе трудным делом.

— Не надо, она уже проснулась, — сказал он.

Видимо груз ответственности за животных облегчил процесс пробуждения.

Мы втроем отобрали корм для всей живности и отправились к загону.

Кормление прошло почти без приключений, если не считать того, что Танюша с Биньямином, закрывшись во внутреннем загоне, чтобы без помехи со стороны коз насыпать корм курам и специальные гранулы для кормящей козы, долго не могли открыть засов и довольно забавно смотрелись запертые внутри. Я со смехом, а козы и ослики с удивлением наблюдали редкое явление. Справившись, наконец, с засовом, они открыли проход во внутренний загон. Первым туда устремился козел и молниеносно сожрал спецпитание кормящей матери. Затем он вернулся во внешний загон, оттолкнул лбом  обеих коз от сена и единолично с аппетитом принялся за трапезу. Ослики скромно ожидали своей очереди и, дождавшись, дружно приступили к завтраку. К внушительной стае голубей мы пошли вдвоем с Танюшей, отпустив Биньямина на утреннюю молитву. Белый гусак так и не был допущен внутрь, и Танюша накормила и напоила его снаружи. Видимо, на нервной почве у него пропал аппетит, поэтому он поклевал совсем немножко и отошел в сторону. Собак Эрна кормить не велела, так как не хочет, чтобы они брали еду от кого-нибудь, кроме нее. Но нам так жалко было похудевшую кормящую Габи, что мы на общем семейном совете решили отнести ей хотя бы рыбью голову, которую она в секунду уничтожила.  Танюша для кормления животных облачилась в мой старый, выцветший от времени лабораторный халат, и гладила и ласкала Шхори и Габи, которые сначала прыгали на нее от избытка чувств, норовили лизнуть в щеку, а потом ложились и млели от удовольствия под ее нежными руками. Белому щенку удалось-таки ухватить тесемку юбки у Танюши, и он радостно дергал ее, тянул и мотал во всех направлениях.

Накормив животных, мы стояли и любовались горами, освещенными солнечными лучами. 

— Вон там, за Иорданом, совсем близко, представляешь, горы Иордании, — заметила Танюша.

После обильной субботней трапезы Биньямин пошел читать недельную главу Торы, а мы с дочерью пересекли оливковую рощу и гранатовую плантацию, посаженную Эрной и ее помощниками, и очутились в горах. Они поражали разнообразными формами: одна напоминала сфинкса, другая гриб, на вершине третьей будто вытянулась игуана (по мнению Танюши, не игуана, а крокодил), у нескольких гор был совершенно плоский верх, и от них веяло глубокой древностью. Встречались маленькие горки, выглядевшие, словно волдыри на теле земли или как притихшие дети больших гор. Внизу пролегло вади, поросшее мелким кустарником. Мы отвлеклись от всех мирских мыслей и забот и наслаждались пейзажем и покоем. 

Днем животных накормили вторично, а ближе к вечеру потрапезничали сами. Перед едой мы все еще прилегли отдохнуть. Мне тоже удалось заснуть на полчасика после бессонной ночи. К себе в Рамат-Ган я вернулась в 11 часов вечера. В автобусе, несмотря на опасение проехать свою остановку, непрерывно клевала носом, и, придя домой, рухнула в кровать.

 

Музей Храма

В Иерусалиме находится институт Храма, и при нем открыт музей Храма. Танюша с Биньямином давно хотели посетить его, меня тоже это заинтересовало, и в один из дней мы туда выбрались. Он расположился близ Западной стены. 

Группа художников и научных сотрудников института задалась целью восстановить по различным источникам всю утварь Храма, с тем чтобы, когда придет время Третьего Храма, внести туда готовые принадлежности религиозной службы, а пока демонстрировать их, сопровождая пояснениями, в музее. С трудом найдя музей в лабиринте узких улочек Старого города, мы с интересом  и благоговением приступили к знакомству с экспонатами. В начале экспозиции были представлены музыкальные инструменты времен Храма – серебряные трубы, в которые трубили левиты, стоя на ступенях Храма, лиры, цитры – предшественники арф, шофары. Все инструменты выполнены с украшениями. Затем мы увидели одежду коhенов, первосвященников. Теперь я знаю, что хошен – это пластинка на ткани с двенадцатью, по числу колен израилевых, драгоценными камнями, на которых выгравированы имена сыновей Якова, основателей колен. Эфод, который надет под хошеном, показан в двух вариантах: в интерпретации Раши и Рамбама. Один из них представлял его в виде фартука, другой – как безрукавку. Под эфодом – голубой хитон, под ним — кутонет, из особого вида льна, спряденного в шесть скрученных нитей. Краски, присутствующие в одежде первосвященника, получали из моллюсков и насекомых – это те самые червленица, багряница и голубая шерсть, упоминаемые в Торе. Нитями этих цветов был расшит пояс первосвященника, который не имел права носить больше никто другой.

Жертвенник всесожжения, стол хлебных приношений, жертвенник для воскурения благовоний, которые составлялись из одиннадцати трав, кувшинчики для масла и вина, сосуды для воды и много других экспонатов впечатляют своей красотой и мастерством исполнения копий, а следовательно, и оригиналов несколько тысяч лет назад. Состав смеси трав для воскурения долгое время оставался тайной и передавался в семье из поколения в поколение. Травы высушивались и растирались в ступке, причем одна из трав придавала дыму вид прямого вертикального столба. 

В одном из залов представлены макеты обоих храмов. На нас сильное впечатление произвел Первый Храм, поражающий кажущейся простотой, благородной красотой и величием, а Второй, реконструированный Иродом, показался слишком вычурным. Кстати, на крышах обоих храмов находились иглы (золотые, между прочим), не позволявшие голубям садиться и оставлять там следы своего пребывания. 

Биньямин вскоре ушел, так как торопился на работу, а мы с Танюшей еще долго бродили по залам, возвращаясь к выставленным экспонатам, замечая каждый раз новые детали и любуясь красотой Первого Храма.

Великолепная менора, выполненная, правда, не из сплошного золота, как описывается в Торе, а лишь покрытая тонким слоем его, выставлена не в самом музее, а снаружи, под стеклянным колпаком, и мы потом полюбовались и ею. Все украшения – чашечки, шары, цветки на стволе и ветвях меноры – выполнены в точности в соответствии с описанием в Торе. В  завершение нашей самостоятельной экскурсии мы подошли к Западной стене и обратились к Всевышнему со своими молитвами и просьбами в надежде быть услышанными.

 

День Моше (Моисея)

11 марта Танюша и Биньямин снова пригласили меня поехать в Бейт-Хоглу. Приближался день рождения и смерти Моше-рабейну: ז’ באדר, который в этом году пришелся на 13 марта. И в Рамат-Гане, и в Иерусалиме, как почти по всей стране, уже не первый день лил дождь, и я мучительно колебалась, стоит ли мне ехать и если да, то какую выбрать обувь. В конце концов, желание провести выходные рядом с дочерью победило, и, натянув резиновые утепленные сапоги, которые я решила взять с собой из Москвы в самый последний момент, я с рюкзаком на спине и зонтом в руках вышла из дома. Струи дождя плясали вокруг меня, заливая нарядные брюки, «спаренные» с не менее привлекательной юбкой, и рюкзак, выглядывавший из-под зонтика. Сидя в автобусе, я с надеждой следила за ветровым стеклом, по которому неутомимо дефилировали дворники, ожидая, когда они остановятся за ненадобностью. И дождалась-таки. В Иерусалиме дождя не было, и я вздохнула с облегчением.

Перекусив и захватив испеченное Танюшей по случаю двухлетия их с Биньямином знакомства  печенье, мы поехали к месту назначения. Выйдя из автобуса, мы тут же окунулись в атмосферу горячего воздуха и потопали на ферму. Габи встретила нас радостными прыжками, и оба щенка, подражая мамаше, тоже пытались запрыгнуть на нас. Белый щенок заметно превосходил параметрами своего братишку (или сестренку?), лающего тонюсеньким голоском. Эрна вышла нам навстречу и предложила ночевать снова в Большом доме. Мы в три голоса начали было жаловаться на комаров, но это нам не помогло: ожидалось много гостей, и выбора у нас не оставалось. Тогда ребята решили ночевать в палатке. Для меня они тоже привезли симпатичную легкую зеленую, словно кузнечик, палатку, но я увильнула от прямого ответа: на этот раз я привезла с собой электрическое устройство, отпугивающее комаров. У Биньямина тоже был припрятан в Зеленом доме специальный крем, так что мы надеялись избежать повторения комариной атаки.

Когда палатки были установлены, мы, по своему обыкновению, отправились осматривать окрестную территорию. Я вышла немного позже ребят и прозевала стадо одногорбых верблюдов, подошедших вплотную к зеленым деревьям фермы. Эрна отвязала собак, и они не позволили верблюдам покуситься на зеленые насаждения. Верблюды ретировались, а к тому моменту, что я присоединилась к ребятам, в небе появились журавли. Громко крича, они кружили высоко в небе над Бейт-Хоглой, потом выстроились в треугольник и улетели на юг. 

 

Главным гостем был профессор Хаги Бен-Арци, знаток истории и Танаха, послушать лекцию которого и приехали остальные. Трапеза, как обычно, продолжалась много времени, и, несмотря на интересные разговоры, субботние песни и вкусную, хоть и из кейтеринга, еду, я почувствовала, что, если немедленно не займу горизонтальное положение, засну прямо за столом. Не дожидаясь благодарственной молитвы, в половине десятого Танюша проводила меня к Большому дому и, предложив в случае нападения комаров перейти в зеленую палатку, вернулась в синагогу. Я легла, закрыла глаза и, как мне казалось, начала засыпать, как вдруг услышала хорошо знакомый звук. Сон тотчас испуганно упорхнул, и я с тоской приготовилась к худшему. Однако прибор не дремал, и повторной атаки не последовало. К сожалению, сон отлетел слишком далеко и, видимо, заблудился, возвращаясь. Промаявшись до половины двенадцатого, я сдалась и проглотила таблетку снотворного. На следующее утро мы обменялись впечатлениями. В палатке не было комаров, и я получила повторное приглашение, но отвергла его: антикомариный прибор вполне оправдал себя. Зеленая палатка все же пригодилась, потому что с появлением солнца не стало житья от мух, так что, относя в обеих руках посуду в синагогу, где проводились трапезы, я даже пожалела, что у меня нет хвоста, чтобы отмахиваться от назойливых мух, чем насмешила свою дочь. Читать я устроилась в палатке, чем была очень довольна. 

Днем мы в количестве двадцати человек, считая двух детишек, отправились в горы слушать лекцию Хаги Бен-Арци, посвященную Моше-рабейну. Он говорил не очень быстро, так что я довольно хорошо его понимала. А содержание лекции было исключительно увлекательным. Хаги рассказывал и показывал нам, откуда пришли евреи, ведомые Моисеем. Цитируя Тору, он доказывал, что мы стоим в точности на том месте, где евреи расположились лагерем и провели там долгое время. Напротив нас высилась гора Нево, на которой стоял Моисей, зная, что войти в страну, обещанную Б-гом, ему не суждено. В Торе написано, что евреи пришли из степей Моава, лагерь евреев располагался на площадке в конце реки Иордан, у окраины города Иерихо (Иерихона). Слушая Хаги, мы посмотрели вокруг и убедились, что стоим практически в центре обширной круглой площадки, окруженной горами. Перед нами протекал Иордан, бывший когда-то полноводной рекой, особенно во время схода с гор снегов и сезона зимних дождей. Теперь из-за плотины, устроенной на выходе его из озера Кинерет, которое является практически единственным источником пресной воды в Израиле, он обмелел и больше напоминает широкий ручей. На площадке находится несколько источников, местонахождение которых можно узнать издали по небольшим рощицам финиковых пальм. Хаги показал нам также холм, возвышавшийся у самой реки, на котором, скорее всего, проводилось обрезание, после чего мужчины спускались к реке. В подтверждение этой гипотезы здесь было найдено много кремниевых камней, выполнявших роль скальпелей. Справа виднелся город Иерихо. Вот именно здесь, а не у подножья горы Синай, говорил Хаги, евреи стали единым народом. Здесь они уже знали Тору и сознательно приняли ее, а не так, как по выходе из Египта, не представляя, на что идут. Здесь прошли обрезание те евреи, которые родились в пути. Отсюда мужчины под предводительством Иегошуа Бен-Нуна, ставшего приемником Моше, уходили завоевывать, по указанию Всевышнего, землю для народа Израиля. Здесь каждое из колен израилевых получило свой надел. Были сложены два жертвенника из двенадцати по числу колен больших камней. Один в середине Иордана, в том месте, где стояли священники с ковчегом завета во время перехода людей на другой берег, другой – в память будущим поколениям о том, что воды Иордана разделились, и народ прошел по сухому дну, как это было с Красным морем. На вершине горы Нево, на территории государства Иордании, находится христианский монастырь. Расположение другого монастыря поблизости от Бейт-Хоглы совпадает с описанием в Торе местоположения мишкана – переносного Храма. Согласно христианской традиции, сюда, на святое место, как и большинство еврейских мужчин, приходил помолиться Иисус. Внизу, у реки раскинулись теплицы кибуца Бейт-Арава. Неподалеку от фермы Эрны находился древний город Бейт-Хогла, а справа, на другом берегу Иордана, в горах, как рассказывает Тора, протекала река Арнон. Может, улица, на которой я живу, называется по имени этой библейской реки? Все услышанное взволновало нас. Мы стояли потрясенные, ошеломленные. Неужели мы ходим по той пустыне, где происходили эти события больше трех тысячелетий назад?! 

Хаги рассказывает с энтузиазмом,  убедительно, завораживая слушателей, забывающих о жаре, горячем воздухе, мухах и прочих спутниках погоды в пустыне. Мы карабкаемся на вершины, спускаемся вниз, а мысли блуждают по событиям библейских времен.

После окончания субботы гости разъехались, а мы трое решили остаться еще и на воскресенье на молитву каббалистов, которая читается один раз в год в день рождения и смерти Моше-рабейну. 

 

Утром, пока Танюша спала, а Биньямин уехал в Иерусалим на молитву, я устроилась в зеленой палатке с книгой И. Грековой «Свежо предание» из серии «Проза еврейской жизни». С творчеством этой писательницы я знакома с первых лет моей работы в лаборатории после окончания учёбы в институте: мне дала прочитать ее книгу одна из сотрудниц нашей лаборатории – большая ее поклонница. Книга мне понравилась.  Позднее я прочитала «Вдовий пароход» и посмотрела телесериал «Хозяйка гостиницы», также по ее роману. В Москве я читала свою электронную книгу в транспорте, а перед сном – книгу в обычном исполнении, на бумажном носителе. Здесь в автобусе невозможно читать долго: либо расстояния небольшие, либо хочется неотрывно всматриваться в пейзажи, проносящиеся за окном. Поэтому в последнее время по вечерам происходит ожесточенная конкуренция между Джеки Даррелл в электронной версии и 

И. Грековой – в бумажном варианте. Так как в субботу, по словам дочери, электронную книгу читать нельзя, в Бейт-Хоглу отправилась со мной И. Грекова. Я читала и не могла оторваться, смеялась, но больше плакала. Полностью промочила слезами два платка и четыре салфетки. Время событий, описанных в романе, совпадает с временем моей собственной жизни. Книга написана так проникновенно, со знанием реалий, еврейского характера, манеры разговора, взаимоотношений с окружающими. Такая искренняя глубокая любовь, такая чистая и верная дружба – на фоне военных событий, Холокоста, сталинского террора, разгула антисемитизма. Мастерское изложение. Читаешь и вдруг в радостном изумлении натыкаешься на удивительно поэтичное сравнение, точное наблюдение, красивую фразу. Вот, например: девушка мыла окно и пела. «Маленький голосок бубенчиком перебирался с нотки на нотку». Или еще: «В темной, ртутно-тяжелой воде дробились желтые огни… На мосту лопотали под ветром, статно вытянувшись в лучах прожекторов, высокие красные флаги. Костя шел, и грудь его раздувалась от гордости. Его несло ветром, и он чувствовал, как несется вперед его великая страна, надувая красные флаги, как красные паруса». Я хорошо помню, как мы со школьной подружкой так же гордились и радовались тому, что родились в этой стране. О вечерней летней прогулке друзей в Ленинграде: «Солнце садилось, садилось и все не могло сесть, медлило, как уходящий гость на пороге. А после захода на светлом небе серебряно-розовыми веерами долго светились тонкие облака». «В коридоре зазвонил телефон. Костя лежал и летел (в воображении, поясняю я). Телефон настаивал». Вот это «телефон настаивал» мне особенно понравилось. «Костя в ее руках дремал душой: хорошо ему было, бездумно. Тихо бродили маленькие мысли». «Он шел по мосту, и справа от него пламенело розовое небо того химического оттенка, который так возмущает в искусстве и так трогает в природе». И последняя цитата, хотя хочется приводить еще и еще: «Небольшой тряский автобус мчался по шоссе мимо оранжевых гор. Пейзаж вращался. Деревья – зеленые, широкорукие – подходили, поворачивались, удалялись. То справа, то слева синим огнем вспыхивало море. Солнечный свет, прерывистый, как рыдание, бился в окна». 

Я почти закончила читать книгу, мне уже было ясно, что главный герой в живых не останется. Отложив книгу, я пошла смывать следы слез и неожиданно столкнулась с Танюшей. Она посмотрела на меня с пониманием и не стала задавать лишних вопросов.

Эрна позвала нас посмотреть на козленочка, родившегося ночью. Белый, маленький, он неуверенно стоит на дрожащих ножках. К нему подходит Зива, коза, которая родила недавно двух козлят. Мы видели их в прошлый приезд, веселых, резвящихся, гоняющих кур. И вот в наше отсутствие один из них застрял под загородкой. Дело происходило ночью, и он умер. По неизвестной нам причине, обнюхав малыша, Зива вдруг поднимает его на рога. Мы с Танюшей вскрикиваем, а Эрна берет его, дрожащего, на руки и прижимает к себе. Он жалобно кричит, и Эрна гладит его, успокаивая и ласково приговаривая что-то. Зива получает строгий выговор, который не производит на нее никакого впечатления — ее глаза глядят равнодушно.

Мы спрашиваем Эрну, куда подевались еще три щенка, и боимся услышать грустную новость, припоминая, как белый щенок не подпускал никого к соскам матери. Эрна говорит, что щенков разобрали, и мы облегченно вздыхаем.

 

В ожидании Биньямина мы решили прогуляться к одному из источников, держа путь на стайку финиковых пальм. Прихватили с собой определитель пустынных цветов Израиля и бутылку воды, нацеженной через фильтр. Вода в Бейт-Хогле, как и земля, пропитана солью. В некоторых местах соль островками собирается на поверхности и выглядит, как иней. Когда-то сюда доходило Мертвое море, и земля здесь заметно темнее. Ночная прохлада сменилась жарой, но воздух чудесен, хочется дышать глубоко, полной грудью. В солнечном освещении горы выглядят нереальными. Кажется, что они светятся, что это просто мираж. Мы торопимся, чтобы не опоздать к возвращению Биньямина. Солнце старательно поджаривает нас и сверлит ярким, как при сварке, светом. Приблизившись к пальмам, мы увидели вокруг них старые, полуразвалившиеся домики из грязи, наподобие глиняных мазанок. По словам Танюши, им не меньше ста лет. Ища спасения от изнуряющих солнечных  лучей, мы забрались в один из разрушившихся домиков и глотнули воды. 

Пора было двигаться в обратный путь. Оглянувшись назад, мы увидели стадо овец. Внезапно сбоку от нас возник их пастух, смуглый, стройный парень на ослике. Он заговорил с нами на непонятном языке. Мы помотали головой. Тогда он спросил, говорим ли  мы на английском. Я ответила отрицательно и сказала, что мы говорим на русском языке. Он почему-то обрадовался и широко заулыбался.

— Русские? Русские?! – радостно воскликнул он.

 Танюша быстро зашагала по направлению к шоссе. Парень слез с ослика, развязал мешок, свисавший со спины ослика, и вынул оттуда малюсенького ягненочка. Я уже было совсем собралась подойти поближе, чтобы рассмотреть малыша, как Танюша обернулась и резко позвала идти с ней. Я с сожалением посмотрела назад и увидела, как улыбающийся пастух, глядя на нас,  достает из мешка еще двух черненьких ягнят.

— Танюшенька, почему ты не хочешь посмотреть на ягнят? – спросила я удивленно.

— Мам, ты хочешь стать женой бедуина? Тогда можешь подойти, — на ходу через плечо бросила дочь, не вдаваясь в подробные объяснения.

— Нет, не хочу, но мне показалось, что он разговаривает так доброжелательно, — оправдывалась я.

— Ну-ну, — хмыкнула умудренная жизненным опытом дочь.

 

В два часа у реки Иордан должна была начаться молитва каббалистов. Эрна пригласила нашу троицу и еще двух молоденьких парней к себе в машину, и мы поехали к Иордану. В обычные дни туда проехать нельзя: это пограничная территория, и там располагается военная база.

Мы подъехали к разрушенному мосту, взорванному израильтянами во время войны 1967 года. Две его части с обнаженными металлическими прутьями вздымались, словно в немом крике, к небу. На другой стороне реки была чужая земля Иордании. Группа мужчин стояла на краю моста и уже приступила к молитве. Наши мужчины присоединились к молящимся, а мы, получив экземпляр текста, спустились в тень под сенью остатков разрушенного моста. Эрна с Танюшей по очереди читали длинную молитву, а я, покрутившись возле них и осознав, что не доросла до понимания, отошла в сторону и обозревала окрестности. Небо цвета пронзительной синевы. Легкие, воздушные, призрачные облака присели отдохнуть на горах Моава. Несколько из них, как огромные белые птицы, снимаются с гор и медленно плывут по небу в нашу сторону, беспрепятственно пересекая границу между Иорданом и Израилем. Так же, без всяких виз, кружат в вышине голуби. Поблизости слышно курлыканье журавлей, но их самих не видно. Повсюду, за исключением нашего убежища под развалинами моста, безраздельно царит ослепительно яркий, солнечный свет. 

Наверху раздаются звуки труб, сопровождающие молитву. Трубы не такие, как в современном оркестре, а напоминают видом трубы левитов, которые мы видели в музее Храма. Несмотря на то, что я лично молитву не читаю, а лишь слышу тихие голоса Эрны и Танюши, торжественное чувство переполняет меня. Неужели это не сон?

После молитвы мы возвращаемся в Бейт-Хоглу. Вечером слушаем лекцию раввина о Моше-рабейну, после которой покидаем гостеприимную Бейт-Хоглу.

 

Террор продолжается

Когда мы были в Бейт-Хогле в последний раз, Йони, приехавший специально послушать лекцию, рассказал, что в поселении Итамар, недалеко от Шхема, в субботу произошел теракт. Вернувшись в Рамат-Ган, я прочитала в газете подробности об этом страшном событии. Двое террористов проникли незамеченными в поселение через ограду, вошли в дом семьи Фогель и зарезали родителей и их троих детей. Родителям было по 36 лет, двоим мальчикам 11 и 4 года, девочке – 4 месяца. Трое других детей остались живы: двоих из них террористы не заметили в доме, а самая старшая девочка, двенадцатилетняя Тамар, вернулась домой позже и застала там ужасную картину. Невозможно смотреть на фотографии погибших людей без слез. 

Через несколько дней я получила SMS от своей московской подруги. После нашего разговора по телефону двухдневной давности она спрашивала, как ребята, то есть Танюша с Биньямином. У меня сразу сжалось сердце, я заподозрила неладное. Послушала коротенькие новости на иврите по музыкальной программе и поняла только, что из Газы снова запустили ракеты в Беер-Шеву и Ашдод. Я бросилась к телефону и позвонила папе.

— Что там такое на юге, что за теракты?

— А ты разве не слышала? По радио и телевизору весь день об этом говорят!

— Папа, у меня же нет телевизора!

— Что ракеты – их почти все время забрасывают – теракт в Иерусалиме. Террорист подложил взрывное устройство возле киоска, где несколько автобусных остановок, недалеко от центральной автостанции. Киоскер заметил пакет и стал звонить в полицию, и в этот момент раздался взрыв. Продавец остался жив и с тяжелыми ранениями был отвезен в больницу. Пострадали 50 человек, из которых несколько тяжело раненных и также есть такие, что получили легкие травмы, но находились в состоянии шока.

Я ужаснулась. Это произошло совсем недалеко от места, где живут Танюша и Биньямин, на параллельной по отношению к их улице. Они часто проходят там. В этот раз во время теракта они, к счастью, находились у папы: поздравляли его с днем рождения. Господи, когда уже это кончится?! Когда воцарится мир на этой многострадальной земле?! Остается молить и молить Б-га о мире.

 

Сеанс связи по Skype

Мы с моей подругой Олей, наконец, совпали по фазе и встретились в Skype. Она, оказывается, в середине апреля собирается приехать в Израиль. Порадовавшись будущей встрече, мы обменялись новостями. Основным содержанием беседы были дружные взаимные сетования на недостаток времени. Мы также ударились в сладостные мечтания о совместных с ее сестрицей Томой и нашим другом Борей Виневичем путешествиях по Израилю. Оля рассказала об упражнениях на осознанность своих действий, по Гурджиеву, о том, что долго не могла справиться с простеньким, на первый взгляд, заданием: подойдя к двери своей квартиры, подумать о себе и шагнуть внутрь с левой ноги. Выяснилось, что мы обе делаем многое автоматически, а потом не можем вспомнить, как все произошло, и пришли к выводу, что упражнение, на самом деле, довольно трудное. Ведь если мы не можем сосредоточиться на себе в спокойной обстановке (в «мирное» время, сказала я, имея в виду наши порой горячие споры), то в пылу яростного отстаивания своей правоты – тем более. В очередной раз сошлись на том, что будем продолжать работать над собой.

А я рассказала, что нашла в рекламном справочнике объявление о вечере русской литературы в музее Русского искусства и решила пойти туда. Как выяснилось, вечер был посвящен Клавдии Ивановне Шульженко. Ведущая встречу Ольга Уманская рассказывала о жизни Шульженко и исполняла песни из ее репертуара, аккомпанируя себе на гитаре или на рояле. Было очень приятно, и я нисколько не пожалела, что встреча с литературой не состоялась.

После окончания сеанса связи я отправилась записываться в ульпан. В секретариате мне объяснили, что сначала нужно сдать экзамен для выяснения уровня знания языка, для чего я должна приехать рано утром в четверг.

Я вдруг вспомнила, что совсем рядом, минутах в десяти ходьбы от ульпана плещется Средиземное море, и ноги сами понесли меня к синим волнам и теплому песку. Я шла вдоль моря и представляла себе, как пройду тем же маршрутом со своими друзьями: Лидой, Олей, Татьяной Подлесной, Игорем, Борей, а через несколько лет — со своей маленькой внучкой, рождение которой сделает меня бабушкой в третий раз. Что ж, вполне возможно… И мы  отважно пойдем навстречу слепящим лучам солнца, ветер будет трепать нам волосы и одежду, море, заигрывая с нами, обдаст солеными брызгами, а мы с восторгом будем вдыхать пленительный морской воздух…  

 

                                                                                                                   04.2011