Когда на земле жили ангелы

Мы прожили в Израиле двадцать шесть лет. У наших детей и внуков русские и израильские имена. Наша семья, как сборная мира, этакий — «кибуц Галюёт». Мы из разных стран, мы разных культур, мы разные. И какое счастье, что мы все встретились здесь, на Святой Земле. В стране, которую полюбили и приняли, и она нас приняла и полюбила. Мы те, кто сердцем и душой с Израилем в горе, и радости. Мы — израильтяне.

Это произошло в 2014 году, во время спецоперации «Нерушимая скала». Двадцать шестого августа, в семнадцать часов двадцать минут в кибуце Нирим, на юге Израиля. За полтора часа до прекращения огня. В кибуце, который находится в нескольких километрах от сектора Газа…

Трагедия испепелившая наши души, расколовшая наши жизни на до и после.

Я расскажу о дне, когда наша Анат, младшая сестра моего мужа, стала вдовой, а её трое детей сиротами, о страшном дне, когда остановилось большое, доброе сердце Ангела.



часть 1



— Бабушка, это правда, что на земле жили ангелы? Как в сказке, которую ты мне рассказывала о мальчике, которому ангел подарил свою душу!?

   — Правда. С далёких времен ангелы жили среди людей.

   — На кого они были похожи?

   — На нас обычных. У них простые лица. Проходя мимо ангела, его принимали за обычного человека разве что, небольшая метка в виде родимого пятнышка на лице или груди, отличала его от всех. Люди говорили с ними на одном языке. Людей всегда тянуло к ангелам. От них исходило столько любви, тепла, уверенности, силы, которой они делились со всеми, всё меньше и меньше оставляя себе. Они были, как все, но вот души были другими. Они светились теплом, любовью, добром намного ярче, искренней, чем у всех остальных.

Ангел, отдающий душу человеку, терял бессмертие. Он проживал яркую земную жизнь, но очень короткую. Он сгорал раньше, навсегда оставаясь молодым. Странно, но только после того, как люди теряли ангелов, они начинали понимать, что с ангелами уходит доброта, любовь, оставляя пустоту в сердцах, чувство невосполнимой потери. Ангела не может заменить ни один из смертных. На то они и ангелы.

   — Бабушка, ты плачешь. Дедушка плачет и тётя Анат, её дети, мама с папой, всё мои тёти и дяди, плачет весь кибуц. Мне, кажется, плачет весь мир! Где мой дядя Шахар? Почему его так долго нет? Мы все здесь, а его нет? Когда он придёт? Я так хочу его обнять. Бабушка, расскажи мне про ангела. Я думаю, мой дядя Шахар, был Ангелом, подарившим кому-то из нас свою душу.

***

— Бабушка, папа сказал, что Шахар теперь живёт на небе. Почему он улетел на небо, ведь он не птица?

   — Нет, не птица. Птицы всегда возвращаются в свои гнёзда. Он ушёл, чтобы охранять своих детей, тётю Анат, нас с тобой, твоих родителей, всех кого любил.

   — Почему он не остался с нами на земле? Ведь у него есть автомат, он мог бы, как и раньше нас защищать! Ему здесь было плохо?

   — Ему было очень больно. Ракета упала рядом с ним и дядей Зевик. Ты помнишь Зевика? Большой, огромный, как мишка. Он любил подбрасывать тебя вверх, а ты восторженно визжала и просила, чтобы он подбросил тебя все выше и выше. До самого солнца, облаков, луны и звёзд.

   — Бабуля, помнишь, как мы все плавали в бассейне кибуца? Я тогда научилась нырять. Мы хватали всех за ноги под водой. А помнишь, как мы свалили деда Авива в воду? Прямо в одежде. Он не хотел плавать, а потом невозможно было вытащить его из бассейна. Дядя Шахар смеялся и тащил его на себе, как буксир. Тётя Анат все время бурчала, что на неё брызги летят. Бурчунья наша. Теперь она только плачет. Она когда-нибудь будет улыбаться, как прежде?

Я молчу, с трудом сдерживая слёзы. Мне предстоит ответить на множество её вопросов. Ответить так, чтоб не ранить её неокрепшую душу. Рассказать ей о её дяде Шахар, о его друге Зевике, погибших два дня назад, от ракеты, упавшей в метре от них, за час до прекращения огня. Рассказать страшную правду, превращая в сказку об ангелах, живущих и живших на Земле.

   — А где упала ракета?

   — Недалеко от детского садика, где работает наша Анат. В тот день здесь падало много ракет.

   — Они похожи на летящие звёзды?

   — Они не похожи на звёзды. Когда они летят в ночи, они срывают звёзды, сжигая их. Когда они летят днём, они обрывают солнечные лучи…

   — Как провода?

   — Как провода. Они отрывают лучики от солнца, бросая их с силой о землю, превращая в огонь.

   — Поэтому так сильно всё грохочет вокруг, пугая детей?

   — Да, к сожалению.

Мы идём по залитому солнцем пустому кибуцу. Тишина, даже птицы не поют, как раньше.

Я не могу рассказать внучке, всего того, что знаю. Она и так понимает больше, чем положено семилетнему ребёнку. Израильские дети знают много о горе, войнах, обстрелах, терактах, о потерях и боли…

   — А где трава? Здесь было много зелёной травы!

   — Здесь упала ракета. На этом самом месте. Я опускаюсь на землю. Рука гладит обоженную огнём твердь. Рядом с нами воронка от разорвавшейся ракеты. Внучка садится мне на колени, оглядываясь вокруг.

Как я ни стараюсь крепиться, слёзы душат, предательски вырываясь наружу. Она всё понимает. Они прижимается ко мне всем тельцем.

   — Бабуля, не плачь. Хочешь, я положу цветы на это место, и земле станет легче, не будет так больно.

Я киваю головой. Она срывает с соседской клумбы несколько цветков и осторожно опускает их на обоженную огнем землю.

   — Шахар, Зевик, я нарвала для вас цветы. Понюхайте, как они пахнут!

Она задирает кудрявую головку вверх, к небу, жмурясь от солнца, всматриваясь в лазурь небес.

 – Шахар, не волнуйся. Пока тебя нет я присмотрю за тётей Анат, Шахав, Энав и Гэфи. Ты только возвращаяйся скорей, нам без тебя плохо.

 — Бабуля, он же вернётся? Правда? 

Часть 2

На нашей «Тойоте» развиваются флаги. Один из них флаг Израиля, второй чёрный, цвета наших обожженных войной, горем и болью душ. Цвета невосполнимой потери.

— Говорят время лечит. Как жить с этой болью? Как смотреть в глаза детям Шахара, моей сестре? Что сказать им, когда они спросят почему у них больше нет отца? — произносит муж.

Шахар для него был не просто мужем его младшей сестры, он был другом, с которым они могли говорить обо всём, делиться самым сокровенным, они были, как иголка с ниткой. И сын мой не знает, как жить без любимого дяди. Как приехать в кибуц в гости к тёте Анат и не увидеть смеющееся лицо Шахара, вечно что-то жующего, говорящего о проблемах с улыбкой и простотой, как о чём-то не стоящем внимания и нервов. Шахар — спешащий на помощь всем и всегда. Шахар — знающий всё обо всём. Шахар — любящий и нежный, преданный и верный, решительный и самоотверженный. Шахар — смеющийся в лицо смерти, падающим на голову ракетам. Шахар — муж, отец, сын, солдат, брат, друг. Шахар, наш Шахар. Он был братом, без которого мой муж не знает, как жить дальше.

Муж останавливает машину на обочине дороги.

 — Я первый раз в жизни не хочу ехать в Нирим. Я не могу, не хочу, я не хочу хоронить Шахара! Этого не может быть. Это не должно было случиться. Этого вообще не должно было случиться ни с кем! Господи, где ты был, когда убивали Шахара, Зевика, когда убивали наших солдат, детей. Где ты был, Господи!? Скажите мне, что это сон, разбудите меня! Господи, есть ли ты!

Он выходит из машины, садится на обочину дороги. Обхватив голову руками, рыдает. Судорожно вздрагивают сильные плечи. Рядом останавливаются машины. Израильтяне с понимаем и слезами обнимают нас, плача с вместе с нами. Это общее горе, горе всех израильтян.



Перед глазами пролетают жуткие кадры последних дней.

Разорванное тело Шахара доставили вертолётом в больницу «Сорока» в Беэр-Шеве. Мы под обстрелом мчимся из центра страны на горящий юг, в больницу. Анат сидит в больничном коридоре. Её одежда, лицо, руки, залиты кровью.

Я опускаюсь перед ней на колени. Стараюсь успокоить, оттереть с рук и лица кровь. Она кричит, отталкивая меня, чтобы я не смела смывать кровь Шахара. Потом рыдает, тряся меня за плечи, спрашивая: «Почему? За что?»

Операция длится шесть часов. Шесть часов надежды…Наконец сообщают, что операция окончена, и Шахара перевели в реанимационное отделение. Анат просят зайти в кабинет зав. отделением хирургии. Через несколько минут ее крик разрывает тишину больничных коридоров. Она кричала, что этого не может быть, что они не имеют права ей этого говорить. Что она хочет своего Шахара обратно, инвалида в кресле, без рук и ног, но живого. ЖИВОГО! 

Вы знаете, как умирает мир вокруг вас? Он рушится на ваших глазах… Он никогда не будет прежним.

   — Привезите моих детей, — просит Анат, — я хочу видеть своих детей. Здесь, сейчас.

Мой сын привозит троих деток. Они ещё верят, что папа жив.

Нам разрешают с проститься с Шахаром.

Анат с детьми и мы… прощаемся с ним навсегда.

 

На кладбище кибуца Нирим сотни людей. Море венков, живых цветов, мёртвая тишина. Здесь, после обстрелов, не поют птицы. Люди не разговаривают, молча обнимают друг друга, глотая рыдания, заталкивая их далеко в израненные болью души.

Анат и дети сидят на земле, перед свежевырытой могилой. Гроб медленно опускают в землю. Мы стоим с ними рядом. Читают молитвы, закапывают могилу. Пыль окрашивает наши лица, одежды в красный цвет, она красная эта пыль, лишь слёзы на лицах, оставляют светлые борозды. Могилу покрывают государственным флагом, венки, цветы, рыдания, речи. Последние речи. Последние слова признания, уважения, любви и бесконечной скорби, … и песня, его любимая песня об отце. 

אבא, חבר אמר לי לכתוב שיר עליך

על כל מה שראיתי בפניך

על השלווה ללא מילים, הניחוחות והצלילים

הכל היה כל כך יפה בעיניך…

Мы часто пели ее все вместе, собираясь огромной семьей, обняв друг друга, глядя с любовью в глаза родных и близких. А нам подпевали птицы, израильский южный вечер, звезды, луна, море или наш любимый Кинерет, юг, север, восток, запад…

Теперь эта песня восприниматься нами по-иному.

Больше никто не сдерживает боли, да и как можно её сдержать?  Какое сердце может её сдержать? Какая душа может удержать столько боли? Мы знаем, кого потеряли. Мы знаем, что ушло вместе с ним. Мы знаем, что осталось после него. Мы только не знаем, как без него жить.

Его имя в переводе с иврита – рассвет, заря. Он был для нас светом, дающим жизнь.

Мы сидим на огромной зелёной поляне, недалеко от могилы Шахара. Мы ждем, чтобы разошлись люди. Мы хотим побыть с ним наедине.

Глубокой ночью пустеет кладбище.

Расколотая луна, огромные яркие звёзды над головами. Тишина. Кладбищенская тишина. Нет освещения. Мы — тени. Только наши тихие голоса. Мы сидим на земле, вокруг его могилы. Каждый по очереди с ним говорит. Мы не перебиваем друг друга, не успокаиваем друг друга. Мы плачем не в голос, молча.



   — Смотрите, бабочка! – шепчет одна из моих дочерей.

Над могилой Шахара огромная белая бабочка. Дочь протягивает к ней руку, но бабочка садиться на плечо младшего сына Шахара. Гефи десять лет. Он перестаёт дышать, боясь её спугнуть. Шахав, старшая дочь Шахара, протягивает к ней дрожащую ладонь, бабочка опускается в её бледную, прозрачную в свете луны, ладошку. Через мгновение  перелетает на голову Эйнав, двенадцатилетней  дочери Шахара, но неожиданно садиться на грудь Анат, его вдовы и замирает.

   — Это душа Шахара прощается с вами, — шепчет моя дочь, задыхаясь от слёз.

Бабочка не улетает. Она опускается в цветы на могиле и вновь надолго замирает. Потом поднимается в воздух и кружит над нашими головами, опускаясь на плечи, руки, головы каждого из нас.

Мы немы, только Анат рыдая, шепчет: Шахар, Шахар…

Пройдёт немало времени, прежде, чем Анат поймёт и примет то, что жизнь остановить невозможно. Что жить надо ради себя, детей, их будущего. Надо жить и верить. Я думаю, Шахар всегда рядом с ней незримо. Она всегда будет чувствовать его любовь и поддержку. Она будет видеть его в глазах своих детей. А мы всегда будем рядом. Мы – её семья. Мы сильны, дружны. Дружны ещё больше, чем были вчера и сильны духом ещё больше, чем неделю назад. Нас невозможно сломить. Ранить – да, но не сломить. Все эти тяжёлые дни мы рядом с Анат и её детьми. Весь кибуц рядом с ней, весь Израиль.

Дай бог, чтобы эта жертва стала последней. Так хочется мира и так не вериться, что на нашей многострадальной земле когда-нибудь наступит долгожданный мир. Пока в нескольких километрах от нас живёт и дышит нелюдь, мечтая уничтожить нашу страну – мира быть не может. Так, кратковременные перемирия. Не более.

Закончится очередное перемирие с хамас. Что потом? Что ждёт нас после? Превратиться ли когда-нибудь юг Израиля из прифронтовой зоны просто в юг? Станет ли он  Югом полным солнца, тишины не кладбищенской, гробовой, а солнечной и прекрасной. Югом — полным жизни, детского смеха, мирным югом.



 — Бабушка, ангелы вернуться на землю?

Глаза моей внучки внимательно смотрят на меня. В них нет детского любопытства. Они серьёзны, в них застыли капельки росы, тревоги.

   — Они обязательно вернуться, родная, обязательно вернуться, верь мне.

 Я обнимаю её. Наши взгляды устремлены в небо. Там, за облаками, в синих высях царство Ангелов. Кто знает, быть может, в эту самую минуту, кто-то из них дарит свою душу кому-то из нас, навсегда лишая себя бессмертия, ради того, чтобы нам стало теплее от их светлых, чистых, добрых душ, которые приходят на землю, чтобы нас защитить, согреть, одарить любовью и надеждой в лучшее.

04.09.2014 г.

Тогда, девять лет назад, хотелось верить в невозможное. В мир! 

7 октября 2023 года… 

Анат была дома, в своем родном кибуце Нирим. К обеду ждала детей. Праздник Симхат Тора.

Одна дома. Один на один со страхом, смертью, нелюдями, ворвавшимися в кибуц в 6. 42 утра…

Не спрашивайте, как у нас дела. 

Израильтяне молча смотрят в даль.

Нас изменил седьмое октября, 

Посеяв в души траур, боль, печаль.

Что нового у нас? Вопрос простой 

И вам ответит каждый иудей, …

Когда вернутся пленные домой,

Когда обнимем мы своих детей,

Когда рассеется на Газой дым,

хамаса трупный запах мы почуем

И будем знать, что крысы из могил 

не встанут, и за это мы воюем.

Когда вернутся воины с войны,

Когда обнимем мы своих героев,

Когда сердца будут любви полны, 

Ни траурных молитв, беды и горя.

Когда мы возродим вновь юг страны,

Поля засеем, вырастим деревья,

Когда от счастья будем все пьяны,

Когда отпразднуем на юге новоселья,

Когда все те, кого сегодня ждем

Вернутся, мы увидим их, услышим.  

И сидя с ними за одним столом,

мы выплачем всю боль по всем погибшим. 

Когда на севере не будет хизбаллы,

Границы будут чистыми от нечисти,

В колчаны вложим стрелы от войны,

От горя, крови и бесчеловечности.

Тогда спросите, как у нас дела.

Мы вам ответим, все у нас бэсэдер.

Запомните – Израиль навсегда!

Израиль и народ его бессмертен!

10.10 2023 г.