Как мой дедушка…

Эти записки или воспоминания я пишу для своих любимых человечков. Это, конечно же, мои дорогие внучки. Можно было бы сказать, что эти записки я посвящаю им, но особенно посвящать нечего, да и пышных фраз я не люблю. Тогда что? Да просто надеюсь, что мои внучки когда-нибудь возьмут эту тетрадь, почитают, а вдруг и продолжат. Кто-нибудь из них присядет также ночью в тишине и напишет о своем детстве или о чем-то другом. А пока пусть растут без горя и забот. 

Дай Бог им и родителям их здоровья и счастья. 

Писать мои записки они пока не продолжили, но название будущей книги придумали и надеюсь, что они соберут все мои истории и напечатают в одну веселую книжку “ Как мой дедушка…”

Деда Женя

 

ЛЕДОХОД

 

Сорвались мы с уроков с моим другом Климычем посмотреть на ледоход. Это зрелищное событие происходит каждый год в середине апреля. Пришли на берег — лёд несётся от края до края сплошной массой, льдины с грохотом налетают друг на друга. Течение сильное, завораживающее. Стоит заглядеться — и голова начинает кружиться.

 

На песчаной горке стоял покосившийся деревянный туалет, оставшийся после строителей. Уже возводились дома вдоль Иртыша, и нас это радовало. Город преображался, становился современным в нашем понимании. На месте болот и ветхих деревянных домов вырастали красивые кирпичные здания.

 

Мы с Витькой оторвали дверь от этого туалета, нашли моток алюминиевой проволоки и прикрутили его к двери. Захватили кусок доски — для управления самодельным плотом. Бросили дверь в воду у берега. Я забрался на неё, оттолкнулся, пробуя управлять доской. Витя держал конец проволоки, подтянул меня к берегу. Я еще раз оттолкнулся и скомандовал:

 

— Бросай проволоку!

 

Витька отпустил провод, и меня подхватило. Завертело. Доска в руках оказалась бесполезной — её невозможно было даже опустить в воду, не говоря уже об управлении. Пробовал толкнуться о льдины — тщетно. Плот был слишком неустойчив.

 

Тем временем строители заметили моё бедственное положение. Человек пять подбежали к берегу, у одного оказалась верёвка с кольцом. Они стали бросать её мне. Несколько раз пытались, пока наконец я не схватил спасительную петлю. Начали осторожно подтягивать меня к берегу. При этом не жалели крепких слов, выражая своё отношение к моей затее и обещая мне пинок. Я подумывал, что у берега прыгну в воду и убегу, но они, вопреки ожиданиям, отнеслись ко мне с сочувствием. Ругались, но предупреждали — это могло стать моим последним приключением. Ведь у моста ледяной затор, и меня вполне могло утащить под лёд.

 

Но всё обошлось, Слава Богу, не считая промокших ног.

 

ЗУБЫ

 

Я со своими зубами мучаюсь всю жизнь. В семь лет у меня заболел молочный зуб. Пошли с мамой к врачу. Недолго думая, зуб мне вырвали. Но в итоге вырвали не тот зуб, да еще и занесли инфекцию. Щеку разнесло и раздуло. Выход один. Надо делать операцию. Я не мог есть совсем. И от боли, и от того, что у меня рот почти не открывался. Мамочка моя по кусочку малюсенькому отламывала хлебушек чуть-чуть мазала маслом и толкала мне в рот. А следом кусочек картошки и селедки. Все это по крошечкам. 

И вот мне разрезали щеку, обмотали всю голову бинтом и отправили домой, потому что в больнице, как вы догадались, не было мест. Когда сняли бинты и швы, оставалась большая красная шишка. Мама ее называла “Бобня”. 

Опять походы по врачам, консультации, советы. Попали к профессору Виноградову с большим трудом. Мама сказала, что профессор Виноградов точно скажет, что делать. Мы у него были несколько минут. Он написал направление уже в областную больницу. Мама моя с надеждой сказала: “ В областной — сильные врачи!” 

Я помню, как туда добирались. Было очень жарко, и у меня эта “Бобня” тряслась отдельно от челюсти. Народу в областной —  полный двор. Кто за кем, ничего не поймёшь. «Стой здесь и никуда не двигайся, а я пошла искать врача”. Сделала мама мне такой наказ. Долго мамы не было, пришла она вместе с врачом. Солидный дядя в белом халате. Хотя для семилетнего пацана любой дядя выглядит солидно. Он меня осмотрел, пощупал мою“Бобню”, сказал, что надо повторно оперировать. Взял меня за руку и повёл куда-то по коридору. Мама двигалась за нами. Я шел очень смело. Что для меня какая-то новая операция? Я уже такое видел! Но вдруг на меня навалился такой страх, что я оторопел. Я резко вырвал руку и помчался назад. А был я в одних трусиках, так как рубашку и штанишки я снял заранее и отдал маме. Я рванулся с такой быстротой, что ни мама, ни доктор ничего сразу не поняли. Потом они кинулись за мной. «Женя, вернись! Женя, вернись!» Куда там! Я помчался со двора больницы к трамвайной остановке через кусты акации. Заскочил в трамвай и приехал домой. Через какое-то время в слезах приезжает мама. «Мы с тобой так долго добивались, чтобы попасть на прием в областную больницу, а ты убежал.» А где-то месяца через два эта “Бобня”сама рассосалась, остался только шрам. Мама потом знакомым рассказывала: «Вот ребенок, почувствовал, что не надо опять ложиться под нож.» Так мамина молитва и Господь Бог уберегли меня от второй операции.

 

А вообще с зубами у меня постоянно были забавные истории. Сначала мне повыдергивали молочные зубы, потом взялись за постоянные. Мне почему-то верхние зубы, передние, стали портиться очень быстро. Осталось от четырех зубов одни корешки. В классе шестом мне вырвали за два захода эти четыре корешка. Без всякой анестезии, очень больно. Когда десна зажила, вставили пластмассовую пластину на присоске. Мы с мамой надеялись, что мне сделают мост на коронках, но нам объяснили, что мост делать нельзя, так как я расту. Ну ладно, сойдут и съёмные зубы. Но они были очень непрочные, часто ломались. В седьмом классе я ещё сдуру пугал девчонок прямо на уроках. Повернусь к кому-нибудь, выставлю зубы поверх губ и зарычу, как Кинг-Конг, хотя в то время мы о нём понятия не имели.

 

А в выпускном классе вообще была история. Пошли мы купаться на Иртыш. Я где-то в реке утопил свою вставную челюсть. Тщетно мы ныряли за ней, смотрели, но в мутных водах Иртыша ищи-свищи, найти что-то было невозможно.

 

С тех пор я всегда проверяю, хорошо ли держатся мои зубы, прежде чем нырять. Кто знает, может, на дне Иртыша до сих пор валяется моя старая вставная челюсть, пугая местных рыб.

 

ВНУЧКА МАША И СКРИПОЧКА

 

Когда нашей дорогой старшей внучке, тогда ещё единственной, исполнилось пять лет, она изъявила желание играть на скрипке. Дочь наша, мама Маши, через знакомого дирижёра повела Машу на прослушивание к учителю, который был одним из лучших преподавателей по классу скрипки в Омске. Он Машу принял в свой класс. Но через какое-то время Маша поняла, что дело это непростое. Однако с учёбой у неё всё складывалось неплохо.

 

Когда она пыталась увильнуть от занятий или, как у нас в локомотивном депо старые слесаря говорили, «прокатиться валиком», то есть попросту профилонить, я напоминал ей, что скрипку она выбрала сама. И добавлял, что лень родилась раньше её — так мне между прочим говорил мой отец. Тогда Маша из глухой обороны переходила в резкую атаку: «Ты, дед, тоже мог бы играть на скрипке, но не захотел, а пошёл паровозы ремонтировать!»

 

Так-то мама моя мечтала сделать из меня, еврейского мальчика, музыканта, но я, не обладая твёрдым характером, эти планы пресёк на корню. Музыкантом мне было не стать. Никогда. «Ты же мне, мама, сама всегда говорила, что у меня нет терпения», — сказал я, и меня оставили в покое.

 

А теперь про внучку. С малых лет она была страшной копушей. Я её ругал на весь двор, иногда даже непечатным словом, но это не сильно влияло на её расторопность. Чем громче я её воспитывал, тем дольше она возилась.

 

Вот собираемся на музыку. Вышли из подъезда. Мороз минус 30, снега по колено. Захлопнули дверь, и тут Маша вспоминает, что забыла ноты. Бывало и так, что скрипку взяли, а смычок забыли. Возвращаемся домой. Дверь железная, без пинка не открывается — надо её несколько раз долбануть. Тащимся наверх, а валенки снимать не хочется, потому что если разуваться, то следом потащатся шерстяные толстые носки, за ними простые хлопчатобумажные. Потом это всё в обратном порядке надо будет надевать. Чтобы избежать этой процедуры, Маша в свою комнату ползёт на коленках, в шубе и в валенках, под мои язвительные комментарии.

 

Вроде больше ничего не забыли. Тащимся на трамвай. Ехать полчаса, да ещё от остановки до музыкальной школы минут 15 идти. Я начинаю ныть, что теперь точно опоздали. Маша заглядывает мне в лицо и хитро спрашивает: «Спорим, дед, что не опоздали?» Я злюсь: «Как не опоздали, когда 10 минут осталось, а нам ещё сколько ехать?» А она снова: «Ну спорим, что не опоздали?» Чувствую подвох, но не пойму в чём дело. Тогда Маша не выдерживает и говорит: «У нас первый урок — История музыки, а учительница с нами в одном трамвае едет.»

 

Вот такие у нас с бабушкой внучки. Когда Маша училась в Питере в университете, она летала в Израиль по программе, и ей там очень понравилось. В итоге она переехала в Израиль. Живет более пяти лет, работает, снимает квартиру в Тель-Авиве. С первого дня жизни на Святой Земле, она  стала уговаривать родителей, а также и нас, бабушку и дедушку, переехать к ней, что мы и сделали. И не жалеем об этом.

 

ПЕТЕРКА ЗА АКАДЕМИЧЕСКИЙ

 

С Машенькой у нас был уговор — если она сдаст академический концерт  на пять, то я ее веду в  кафе «Ростикс» или «Курочка рядом». Получает пятерку, а мне еще зарплату не перевели. Так она меня задолбает:

 

— Дед, перевели деньги?

— Дед, перевели деньги?

— Что там они у вас тянут?

 

Приходим в кафе, она заказывает и курочку, и пирожное. Потом побежит в игровую комнату, там покувыркается и обратно за стол — покушать. Я сижу, только пиво потягиваю.

 

Как-то перед уходом из кафе Маша попросила меня купить мороженое. Я, как говорится, стоп в гору.

 

— Во-первых, у меня уже денег нет, а во-вторых, я боюсь, что ты простудишься.

 

Маша меня отсылает такой крендель:

 

— Знаешь, дед, на один вопрос дают один ответ, а не два. Так уже определись: или у тебя денег нет, или ты боишься, что я простужусь.

 

Вот и поговорили.

 

А когда подросла вторая внучка Лизонька, Маша ей заявила:

 

— Знаешь, Лиза, ты в кафе за мой счет ходишь. Не получу я пятерку за академический концерт — и не поведет нас дед в кафе.

 

Как-то Маша получила пять с минусом. Я заявляю, что в кафе не пойдем из-за минуса. Я был не рад, что такое ляпнул. Маша такую философию развела, что я не смог даже слова вставить.

 

— Дед, минус никакого значения не имеет. Ты должен на него не обращать внимания. Главное, что стоит пятерка.

 

ПОЛЕТ ГАГАРИНА

 

В 1960 году почти все школы в СССР перевели на 11-летнее обучение. Ученики должны были проходить практику 2 дня в неделю, а 4 дня учиться. Это позволяло детям лучше подготовиться к взрослой жизни.

 

С девочками было проще. Они практиковались в школе: кто-то выбирал медицину, другие — пошивочное дело. А вот с ребятами было сложнее. В 9 классе нас отправили в железнодорожные мастерские, где были подходящие условия для занятий слесарным делом. Нам дали заготовки, из которых нужно было сделать качественные молотки: просверлить отверстия для ручки, обработать круглым напильником и довести до блеска ржавые поверхности. Возились мы с этим очень долго.

 

И вот наступил день, который запомнился на всю жизнь. Это было 12 апреля 1961 года. По радио объявили, что запустили первого человека в космос. Мы выскочили на улицу — погода была весенняя, прекрасная. Мы уже довольно здоровые лбы стали орать «Ура!», обниматься с незнакомыми людьми. Откуда-то появилась гармошка, и мы пели чудесные советские песни тех лет.

 

Никто тогда и представить не мог, что ровно через 30 лет такая мощная держава развалится на куски. Осталась лишь болезненная ностальгия по тем временам. Мы верили, что наше поколение будет жить при коммунизме. Нам казалось, что он уже близок, особенно когда начали сносить бараки и старые дома, а людям стали давать благоустроенные квартиры. Работы было много, и жизнь после войны становилась все лучше. Омск был закрытым городом из-за множества военных заводов. Иностранцев туда не допускали, а для работы на таких предприятиях нужно было написать подробную автобиографию и пройти строгую медкомиссию. Однако заработки были приличные, и уровень жизни рос.

 

Но потом наступили времена, когда годами не платили зарплаты, и никто толком не мог объяснить, что происходит. Магазины опустели: на полках стояли лишь пустые банки из-под сока и бутылки минеральной воды. Можно было купить только хлеб, а сахар, мука и колбаса выдавались по талонам. Что-то можно было достать на базаре или обменять на водку. Так закончилась та эпоха.