

Невозможное возможно

Подарок от доктора

Праздник Исхода

Скрипач

А давайте я вам про универ расскажу.
Когда говорят слово «универ», то сразу представляются профессора: мудрые, седые, рассеянные. Это, конечно, так, их у нас хватает. Правда, не обязательно седых: профессорами, или просто исследователями, становятся относительно рано, лет в сорок, так что многим до седин еще далеко. Но универ — заведение большое, народу в нем трудится много, и, кроме исследователей-лекторов, есть еще инженеры, работники лабораторий, административный штат… Даже садовники и сантехники свои имеются, вот как. И рассказ мой как раз и пойдет про жизнь этих самых универских домовых, истопников при муфельных печах Ее Величества Науки.
Как часто случается в этой жизни, на свое теперешнее рабочее место в одном из лучших универов мира, расположившемся своими кампусами на холмах древней столицы, я попал случайно, но статус мой в системе универа относится к оскорбительной категории «случайный работник» не поэтому. Наш Отдел является, фактически, центральной аналитической лабораторией Факультета и обслуживает исследователей и студентов, а также выполняет заказы со стороны, что позволяет Отделу худо-бедно существовать, так как тарифы для внешних заказчиков раза в два выше, чем для внутренних. В целом в универе, а также во всех госучреждениях страны, костяк кадров составляют постоянные работники, «квиютники» (слово «квиют» на нашем государственном языке означает «постоянство»). Постоянного работника нельзя уволить практически ни при каких обстоятельствах — профсоюз не позволит. Разделить их можно на две большие группы: на тех, у кого есть третья академическая степень (то есть Ph.D., доктор философии) и тех, у кого ее нет. Обладатели третьей степени являются, по большей части, исследователями и профессорами, то есть руководителями групп того или иного размера, периодически избираются директорами институтов и отделов, а также занимают деканские и ректорские позиции. Те же, у кого третьей степени нет, трудятся примерно на одном уровне, в качестве «помощников исследования». Не сделав третью степень, практически нет возможности продвинуться выше по лестнице — за редкими исключениями, связанными с небольшим количеством чисто административных должностей (замдекана, например — это что-то вроде главного администратора и завхоза всего Факультета), на которые можно попасть, будучи, скажем, отставным военным с высоким званием.
Очевидно, что жизнь помощников исследования в целом была бы совершенно несносна, если бы не институт «квиюта». А вот вам, лично вам — что слышится в слове «квиют»? Лично мне — УЮТ домашнего очага и КВаканье лягушек в теплом болоте….
Вы никогда не задумывались, какая же это все-таки благодать? Вы, наверное, думаете, что вся фишка — в постоянстве рабочего места и денежных льготах? Пустое, господа. Квиют — это образ жизни, удел элиты. Это целая психология, это взгляд на мир из-за пазухи Его Императорского Величества Профсоюза.
Посмотрите в глаза обладателей квиюта: голубые, карие, зеленые — они прозрачны, в них отражается вся красота нашего мира, и нет в них места суетности. Вдумайтесь в этапы пути, который прошли эти люди, и вам многое станет понятно.
Представьте себе девочку, закончившую после школы лаборантские курсы. Там ее научили растворять в воде порошки, складывать фильтр гармошкой и считать молярные концентрации. А из армии она вынесла умение печатать на машинке. И вот с этим багажом девочка попадает в какое-нибудь государственное заведение — ну, НИИ допустим, или в универ. И через недолгое время вызывают эту старательную девочку в профком и, торжественно жмя руку, зачисляют ее в касту избранных.
…Как пишут в титрах — прошло 30 лет. Менялись экономические концепции, периоды расцвета сменялись кризисами, гремели войны, на страну накатывались волны иммиграции… А что же наша девочка? А ничего. В том смысле, что ничего принципиально в ее жизни не изменилось. Ну, не то чтобы совсем ничего — она уже и не девочка вовсе, а солидная матрона, у нее уже дети в армию пошли, дом полная чаша… Но работает она там же, в той же конторе и на том же месте, и взвешивает она по-прежнему те же порошки, складывает фильтры гармошкой и считает молярные концентрации (слава науке, таблица Менделеева не изменилась, хотя героиня наша даже и в пору учебы на курсах этой фамилии не слыхала). Ну, вот разве что вместо печатной машинки у нее теперь компьютер. Бывает, что усилиями шефа ее функции немножко поменялись, удалось приставить ее к делу посложней и пополезней — ну, так разве что на то была ее воля и желание. А нет желания — на нет и суда нет.
Причем про девочку это я для примера — она с тем же успехом может быть мальчиком. На квиюте пол (в смысле gender) вообще не главное. А главное вот что: зарплата-то с годами растет (она, собственно, только от стажа и зависит), льготы и выслуга идут, пенсия прибавляется — а спроса с человека никакого. Хошь — попку рви, выслуживайся, лезь наверх, учись, повышай свое образованье. А не хошь — и так хорош. Сиди себе, пей кофий, общайся с коллегами — никто тебе слова дурного не скажет. А если вдруг попадется начальник молодой да брыкливый, что твой горный козел, и попробует вдруг дисциплину укреплять и всякие страшные слова произносить — так на то у нас профсоюз есть, и председатель рабочего комитета — наисерьезнейший человек на факультете, почти с декана размером. Не даст в обиду профсоюз своего человечка, постоянство — оно во главе угла, не тронь, не замай! В крайнем случае можно в другой отдел работника перевести, но не более. И кто, по-вашему, в таких условиях станет перенапрягаться? Разве уж совсем какой долбанутый на всю голову, очень плохой человек, такой плохой, что мы совсем про него говорить не будем, ну его — только настроение себе портить…
А квиютники — люди хорошие, это вам любой скажет. Они дисциплинированы: на работу приходят по звонку, и уходят по нему же — за столько-то лет рефлексы выработались, как у собаки Павлова. Они общительны: придите к нему в любое время — хоть в восемь утра, когда он только вошел и еще даже компьютер с новостями не включил, придите часов в десять, когда день разгорается, клиент валом прет, а «случайные работники» бегают, взмыленные — в любое время вас усадят, напоят кофием, поговорят за жизнь…. Они культурны и интеллигентны: кто, как не квиютник, ходит в филармонию и имеет абонемент в театр? Они жизнелюбивы: квиютник любит отдохнуть со вкусом, всей семьей, использует весь полагающийся по закону отпуск и государственные праздники, участвует во всех экскурсиях от работы (в рабочее время, естественно)… Они любознательны: многие квиютники посещают кружки при домах культуры и порой довольно профессионально занимаются каким-нибудь хобби — фотография, макраме…
Правда, у всей этой благодати есть и оборотная сторона. На нее стараются не обращать внимания, но иногда скелет с грохотом выпадает из шкафа, и, если вы интеллигентный человек, не мизантроп и вообще дорожите душевным покоем своих сотрудников-на-постоянстве — вы не будете тыкать пальцем и неприлично гыгыкать, а поможете собрать пыльные кости (вон пяточная под стул закатилась!) и умять их обратно в шифоньер приличия… О чем это я? Ну, хотя бы о том, что в профессиональном плане типичный усредненный квиютник, как правило, полностью деградировал. И очень давно. И до такой степени, что это уже не смешно, а страшно. Секретарша, печатающая одним пальцем и не умеющая пользоваться электронной почтой, работник лабы, не умеющий посчитать разбавление раствора — это рядовое явление. Или даже так: работал себе человек, работал, а потом, с годами, отпала нужда в его работе. Ну, не требуется более. Трубочисты стали не нужны, зажигатели газовых фонарей… Да те же фотографы теперь без надобности — каждый ведь сам себе фотограф. Ну и что же наш постоянный работник, спросите вы? А ничего, отвечу вам я. Как приходил на работу — так и приходит. Где сидел — там и сидит. Вы ему работу не даете — сами виноваты. А другим он заниматься не хочет. И он в своем праве. Есть такие нетребовательные натуры, что могут просто сидеть и в стенку смотреть, есть те, что спят сидя, а бывает так, что вовсе на службу не ходят — приедет утром карточку провести, мол, тут я, и вечером заедет — выход отбить. А все остальное время — свободный художник.
Этот рай на земле, этот островок коммунизма в море свободной конкуренции заслужен тяжким трудом и кровавыми мозолями, и никто ему теперь не указ.
Вы спросите — а как же оно тогда работает-то все, как вертится? Ну, во-первых, квиютники разные бывают, попадаются вполне себе добросовестные и работящие, да и шефам все же порой удается в рамках конкретной группы навести хоть какое-то подобие порядка. А во-вторых — на этот случай и существуют случайные работники, люди совершенно необходимые. Нанимают их на общих основаниях: тарифная сетка, условия, все как положено, согласно образованию и трудовому стажу. И работают они наравне и бок о бок с квиютниками, по первости-то и не отличишь. Разница в одном: случайного можно вызвать на ковер и сказать: понимаешь, дружище, такое дело: мало денег твой участок приносит! Не повысится доход — не сможем тебя более держать, уж пардон. И это чистая правда: случайным работникам из другого бюджета платят, из того, который не бездонный, а в который сколько положил — столько из него потом и взял, как при капитализме. Потому и бегает случайный, ошалев: как доход повысить, где сэкономить, как рентабельность поднять? А коллега его, квиютник, который и по возрасту старше, и по стажу, отхлебывая кофий, поучает: да ты не суетись, парень, им всем результаты срочно надо, а на самом деле — подождут, чай, не сахарные, не растают… И еще: по прошествии нескольких лет, в соответствии с законом, случайному надо квиют предоставить, потому как негуманно это — без квиюта. Хорош тот закон, о работнике он заботится. Только вот опять, в жизни-то оно как раз работнику-то боком и выходит: квиют предоставить возможности нет (об этом предупреждают сразу, когда только принимают на работу), а коли нельзя без квиюта держать — то вон бог, а вон порог, катись, дескать, колбаской по Малой Спасской. Проще говоря, увольняют. Но это, скажем так, система увольняет, большие начальники из Управления Кадров, которые этого работника и в глаза не видали. Он для них — строчка в списке, номер по порядку, и только. А вот для конкретного шефа это подчас очень нужный и полезный человек, особенно, к примеру, наш брат-иммигрант (ладно, сделаем реверанс в сторону сионистской идеологии — репатриант): работает человечек за зарплату небольшую, какая-никакая степень у него есть — хоть из МГУ, хоть из Мухосранска какого — неважно. Так ведь он привередничать не будет, за всякую работу возьмется: и в поле поедет, и анализ выполнит, и технику новую освоит… А ежели что не так — всегда припугнуть можно. Но на самом деле у шефа есть немножко степеней свободы, чтобы такого вот случайного работника для себя сохранить: уволить-то его, конечно, уволят, но глядишь — через некоторое время берут обратно, или даже фактически не увольняют, а просто переводят на другой бюджет, а потом возвращают на прежний. И всем вроде хорошо: система довольна — закон соблюден, шеф доволен — человечек как работал, так и работает, да и человечек вроде рад — на своем месте остался. Только вот беда: стаж прерывается, кое-какие льготы обнуляются, вроде как снова он — новичок, зеленый, как гусиное дерьмо, и в конечно итоге зарплата его, и без того куцая, еще меньше становится…
***
Как вы уже догадались, я — как раз такой случайный работник и есть. Поэтому сегодня я расскажу, как я в начальники ходил. То есть, хотел стать тем самым квиютником. А вышло оно так.
Работал я себе случайным работником в универе уже несколько лет, а кроме того, параллельно работе, почти не выходя из своей лаборатории, учился на третью степень, иными словами — докторат делал. И тут в один прекрасный день мой шеф сообщает, что собрался он на пенсию, а на свое место прочит меня, грешного. Я не то чтобы сильно обрадовался, но — польстило. Облекли доверием, как-никак. Ну а потом — от таких предложений не отказываются. Надо попробовать. Понятное дело, желание шефа — это даже меньше, чем полдела, замещение его должности происходит на выборной основе, по конкурсу, много разных интересов тут сталкивается, так что, когда любители и знатоки факультетских интриг спрашивали меня, якобы доброжелательно — ну что, старина, на повышение собрался? — я просто закатывал глаза и загадочно говорил: «Иншалла!», то есть — на все воля божья. Ну, а сам тем временем ввязался в бесконечную бюрократическую волокиту, которая все же однажды завершилась в приемной нашего деканата, где собрались лучшие люди факультета — произвести надо мной вивисекцию на предмет соответствия ответственной должности.
Деканат у нас — не то что в советском вузе, ничего торжественного, просто домик такой одноэтажный, а в нем офис. Ну, в приемной секретарша, как положено. Сижу, жду. Синедрион уже заседает, типа, предварительные ласки у них. Потом дверь открывается — зовут. Захожу. Сажают меня в торце длинного стола, напротив — декан Свободин (здесь и далее фамилии конкретных персонажей изменены на малоузнаваемые с целью придания тексту художественного характера и уменьшения совпадений с суровой действительностью), справа от него — Счастливцев из Управления, слева — старый замдекана Леваков, рядом — Виноградов (глава комиссии по оборудованию, шеф моего шефа) и председатель рабочего комитета Шувалов, и с ним — Брюнхильда, типа его зам или что-то в этом роде. И рядом со мной — новый замдекана, молодой совсем дядька (он в те дни как раз в должность вступал, и была у них с Леваковым как бы пересменка, всюду они ходили и заседали вдвоем, как близнецы сиамские). То есть, три голоса на этой комиссии: от Управления голос, Счастливцев то есть, от Факультета — декан, ну а Виноградов и остальные ему типа советуют, и от рабочего комитета — Шувалов, стало быть. Почему от рабочего комитета — а помните, я в прошлый раз про квиют рассказывал? Так вот, должность-то квиютная, и речь о том идет, кого принять на долгие годы в семью. Тут уж без Шувалова не обойтись, хотя в сути дела ни черта он, конечно, не понимает.
Счастливцев, будучи поглавнее декана даже, сразу взял быка за рога: скажи-ка нам, говорит, любезный, почему ты считаешь, что именно ты должен занять этот пост? Вот, убеди нас, время пошло. Ну, я выдал свои заготовки, конечно: говорю, лицензии для лаборатории получать надо, реструктурировать Отдел, чтоб работа равномернее распределялась (тут Шувалов, и без того мрачный, еще больше насупился — не любят квиютники таких перемен, даже говорить о них боятся, чтобы, как говорят на иврите, «не открывать рот на дьявола», то есть чтоб не сглазить). Ну и финальную фразу ввернул (тоже заготовка, ясное дело): поскольку, говорю, я в нашем дружном коллективе из восьми гавриков уже туеву хучу времени работаю, то полагаю, что смогу найти ключик к каждому (так и сказал, Макаренко, блин), и мы все вместе… стройными рядами… к зияющим высотам…
Ну что ж, говорит Счастливцев, давайте вопросы, уважаемая комиссия. Декан спрашивает — вот ты, братец, почвовед по происхождению, и как ты собираешься обслуживать биологические исследования? И понимаешь ли ты что-нибудь в микроскопии (у нас и такое подразделение есть, я и его развивать собирался)? Ну что тут сказать — говорю, не боги горшки обжигают, освоим. А сам думаю — ага, а мой шеф, биолог-ботаник, много он понимал в аналитике, когда его в свое время поставили на эту должность? Ничего, подсуетился, освоился… Виноградов спросил что-то доброжелательное — он-то был как раз за мою кандидатуру, это я из подковерных слухов знал — я и ответил, бодро и уверенно. Счастливцев к рабочему комитету в лице Шувалова и Брюнхильды обращается — а у вас, мол, есть вопросы? Шувалов совсем мрачный сидит, слова не молвит — нет у него вопросов. Мда, думаю, это скорее плохо, чем хорошо. Лучше б спросил чего, тогда был бы шанс сказать ему, гаду, что-нибудь приятное. Типа — вы, с вашим опытом… А он молчит, как рыба об лед. Зато Брюнхильда опять завела шарманку про то, как же я, бедненький, буду в новых для себя областях работать? (Елки-палки, как-как, берешь и выучиваешь, это для вас удивительно: закончили 50 лет назад курсы лаборантов и дрочите бюретки до сих пор, а люди, между прочим, каждые несколько лет направление меняют). Ну я опять загнул что-то вроде: справимся, ваше высокоблагородие, не извольте сумлевацца!
Ну что ж, говорят они мне, свободен, братец, ступай себе, а мы еще позаседаем. Я и пошел, к работе вернулся, вроде как ничего и не было. А и правда — что такого-то? Посидели, потрындели. Ладно.
На следующее утро телефон — старый замдекана, Леваков. Ну что, говорит, ждешь звонка? Жду, говорю, аж яички внутрь втянулись, так жду. А сам думаю: ну давай, старик, не томи, режь правду-матку. Ну приходи, говорит Леваков, поговорим. А чего ж, говорю, вот он я, как раз свободная минутка образовалась. И пошел. Иду и дышу глубоко — спокойней, говорю сам себе, надо быть деловитым и собранным, что бы там тебе ни сказали. Захожу — сидят Леваков и сменщик его, за столиком маленьким. Заходи, говорят, садись. Мы, говорят, долго обсуждали и сомневались, и в конце концов выбрали нового начальника Отдела, и это не ты (бац!). Мы, говорят, хотели тебе это лично сообщить (и на рожу твою посмотреть при этом, гы). Ну, я сижу прямо, гляжу им по очереди в переносицы, говорю с легкой улыбкой на устах — мол, жаль, конечно, но спасибо за поддержку.
…Потому что я считаю — проигрывать надо достойно, без эмоций. Когда так проигрываешь — вроде даже как и выиграл в каком-то смысле, лица не потерял. Потому что не всегда оно выходит, как хочется — бывает совсем даже наоборот, и только потом понимаешь, что так и должно было случиться, что именно этот, как в тот момент казалось, проигрыш, открыл тебе дорогу дальше, к каким-то другим, еще не известным тебе, достижениям… А пока — три к носу, ничего страшного. Не буду расстраиваться, и уж тем более показывать не буду, что расстроился — все с улыбкой. Да.
В конце концов, большое дело — не взяли и не взяли. Хиллари Клинтон вон в президенты не взяли. И что теперь, застрелиться ей? Удивительное было в другом, мне потом шеф тет-а-тет сказал: понимаешь, говорит, у декана и рабочего комитета с тобой проблема — они тебя не знают!! Блин, мысленно заорал я, это как? А что я должен был делать, чтоб меня все знали? Голым по кампусу бегать? Я что, виноват, что декан в качестве исследователя услугами нашего Отдела не пользовался? А этого командира газонокосильщиков я откуда должен знать, он что, к нашей профессии какое-то отношение имеет? То есть, на самом деле, я-то их как раз знал, мордально как минимум, специально несколько месяцев назад полдня потратил, даже лекцию на своем курсе пропустил — ходил на какую-то идиотскую встречу с деканом, он, типа, заступив в должность, знакомился с коллективом. Ну, и? Я ж там был, представлялся как положено, даже галстук нацепил. И чо — он теперь меня не знает! Ну ладно, хрен со мной, невелика птица, много по кампусу таких шляется, всех не упомнишь, но причем тут конкурс-то этот гребаный: а других кандидатов, которые с улицы пришли — они что, их лучше знали, чем меня?!
На эту мою тираду (ну не эту, поприличнее, ясное дело) шеф покивал: да, конечно, они мудаки, спору нет, но им-то этого не скажешь…
Вот так и закончилась моя попытка влиться в дружную семью квиютников, при том, что сам я — противник этой социалистической системы просирания государственных средств, этого любовного пестования профессиональных бездельников. Наверное, оно и к лучшему. Определенно к лучшему. Главное, что вскоре после этой истории я доделал свое исследование, защитился, выпустил несколько статей в хороших журналах. Заказал новую кредитку, и на ней теперь написано — «Доктор Пупкин», не абы как. Оказалось, что на публику попроще докторская степень все еще производит впечатление, так что иногда, бывает, сделаешь эдак физиономию посерьезнее — мол, да-да, я тут не просто так сижу, а разбираюсь, понимаете ли, в феноменах натуры… И на душе теплее становится.
Ну а дальше-то что? — спросите вы. О, закачу я глаза, иронично улыбнусь и скажу — сие никому неизвестно, даже мне… Иншалла, так сказать…
Получайте ценные советы и материалы от наших юридических экспертов онлайн.
Подписаться