ДОЛГАЯ ДОРОГА В ЯД-ВАШЕМ

Конверт со старинными и прекрасно сохранившимися фото начала ХХ века достался нам от моей бабушки и лежал спокойно до лета 2015 года, пока в один из вечеров мы не заспорили о профессии наших предков. 

Дело в том, что на фотографиях изображены родные по отцовской линии, одетые в явно сценические костюмы, но документальных доказательств причастности их к театру не было никаких, кроме скупой фразы бабушки о свекрови Анне Михайловне, певшей в опере. На оборотах фото рукой прабабушки и прадедушки есть краткие послания близким, еще с ерами и ятями, с цитатами на латыни и указанием времени и места съемки, словом, дореволюционный Инстраграм. Но, к сожалению, из этих ироничных, а иногда явно тоскливых «постов» на беглый взгляд ничего было не понять, поэтому я стала внимательна к любой детали. 

Отправной точкой поиска явилось имя М.Е. Медведева, упомянутое прадедом в небольшом обращении к брату. На титуле одного из фото прадед стоит в военном облачении 30-х годов XIX века: в напудренном парике, со шпагой, а в левом углу надпись: «Глебов-Елецкий оп. «Пик. Дама»». Глебов – это фамилия моего прадеда Михаила Самойловича, ну, а Елецкий – персонаж оперы П.И. Чайковского по произведению А.С. Пушкина. А вот на обороте – те самые, написанные со щемящей грустью несколько строк благодарности М.Е. Медведеву за исполнение в 1911 году первой большой партии. Датирована фотография 1917 годом.

Не стоило большого труда восполнить пробел в музыкальном образовании и узнать из Википедии, что М.Е. Медведев (М.Х. Бернштейн) – это выдающийся тенор конца XIX века, «первый Ленский» и «лучший Герман» по словам Петра Ильича, а также замечательный преподаватель, Заслуженный профессор Саратовской консерватории. Подготавливая эту работу, я обновляла в памяти документы и события и, конечно, посетила сайт Саратовской государственной консерватории, которая к 155-летию Мастера 2018 году опубликовала несколько снимков, на одном из которых («М.Е. Медведев и класс») я обнаружила своего прадеда…

Учитывая то непростое время и распространенную фамилию, следы оперного певца Михаила Самойловича Глебова затерялись бесследно, я лишь несколько раз повстречала в открытых источниках его имя, рядом неизменное слово «баритон»; вся информация касалась антреприз М.Е. Медведева. 

Зато повезло со стороны жены Михаила Самойловича – той самой оперной певицы Анны Михайловны Шеншовой, которая длительное время служила у М.Е. Медведева приглашенной актрисой в Саратове, затем, уже после революции, в оперных и драматических театрах Киева, Одессы, Царицына (это я выяснила из Театральных энциклопедий, сайтов оперных театров и спецлитературы по истории музыки).

Фамилия Шеншов (Шеншев) оказалась крайне редкой, что сильно упростило поиск, и практически сразу же на генеалогическом сайте Geni я обнаружила своих родных из Израиля и России, от которых, впрочем, узнала только имена прапрабабушки и прапрадедушки, примерные даты их рождения, а также имена их детей. Совсем немного, но это лишь подстегнуло желание узнать больше. 

Потянулись длительные переписки со всевозможными казенными учреждениями в различных городах и странах, делались запросы на получение документов из домовых книг, а параллельно я работала с открытыми источниками, из которых понемногу начала складываться картинка.

Семейство Шеншовых является выходцами из белорусского города Городок, переехавшими в конце 1860-х в Нижний Новгород, и входит в число отцов-основателей еврейской слободы Нижнего. Их имя внесено в список, составленный первым раввином города Б.Б. Заходером, дедушкой известного детского писателя и переводчика Бориса Заходера.

Предки имели свое обувное производство и прекрасных десятерых (!) детей, в которых вложили любовь, средства и душу, и дети ответили старикам взаимностью: мальчики ушли покорять моря, двое стали артистами, включая мою прабабушку, трое ушли в медицину. Вскоре, благодаря ресурсам НЭБ (Национальная электронная библиотека России), я узнала, что Елена Шеншова работала фельдшером у знаменитого хирурга Луки Войно-Ясенецкого, Ольга Шеншова-Митлина стояла у истоков педиатрии в подмосковном Орехово-Зуево и всю жизнь отдала экстренной помощи детям, а старшая Аня (моя прабабушка) стала оперной певицей.

Первый положительный официальный ответ пришел из Нижегородской духовной консистории, и я, наконец, узнала, что настоящее имя моей прабабушки Анны Михайловны – Лея-Малка Мовше, что родилась она 01.02.1879 в г. Нижний Новгород в семье Мовше Львовича Шеншова и Махи Элияшевны Сингозин. 

Затем ответили из Информационного центра ОМВД по Республике Коми, из присланной справки следовало, что Анна Михайловна до ареста в 1936 г. по 58 ст. сына Владимира Михайловича Глебова проживала в центре г. Киев на улице Воровского, 25. Зная, что Крещатик был в те годы улицей Воровского, я поняла, что генетическая память – не миф, ведь каждый приезд в Киев ноги обязательно несли меня именно в эту локацию, хотелось сидеть с замечательным киевским кофе именно там, а не на Бессарабке, скажем.

Очень помогли мне работники Государственного архива и прокуратуры г. Киева, именно они любезно предоставили выписку из арестантского дела моего деда и, поняв, насколько хлопотно и накладно будет приехать в Украину для личного ознакомления с документами, согласились отвечать на вопросы в режиме переписки. Собственно, в деле моего репрессированного деда о родных не было ничего, только о матери одна строчка, что «работает в банке». 

А тем временем Сеть периодически поощряла мой Осинт-поиск то статьями из «Саратовского вестника» 1913 года о благотворительных концертах А.М. Шеншовой в помощь бедным евреям, то цитатами о «тонком и уникальном исполнении нежнейшим сопрано А.М. Шеншовой арии Виолетты из «Травиаты»», то упоминанием на сайтах Волгоградского театра драмы или Саратовской консерватории, то целыми абзацами в книгах об оперном искусстве, то статьями в энциклопедиях…

Что было с Анной Михайловной в арестантский период моего деда, сосланного в Коми АССР, известно немного: в 1936 г. она ездила к «всесоюзному старосте» Калинину просить за сына; и поездка, и просьбы влиятельных старых друзей возымели действие – дед остался жив, в 1939 году был сослан в Коканд, с поражением в правах и запретом жить в 13 городах, что не помешало ему нелегально навестить мать в Киеве и отца в Москве, затем неизвестность…

Войну Анна Михайловна встретила в оккупации в Краснодарском крае близ станицы Куринская, каким образом она туда попала – не понятно. Далее начинается история ближайшего круга моей семьи и воспоминания моей бабушки, уроженки той самой станицы, где шли жесточайшие бои за подступы к морю в районе г. Туапсе. 

Шеншовых, а Анна Михайловна попала в Куринку с внуком, усыновленным моим дедом и его первой женой, киевлянкой Лидией Альфредовной Вейнберг, мальчиком Сережей, бабушка помнила хорошо. Пробыли они в станице недолго, яркая внешность, кричавшая о национальной принадлежности, сыграла свою преступную роль. В Краснодарском крае с августа 1942 года орудовали части СС, истреблявшие в машинах смерти евреев, цыган и греков, наши не стали исключением в начале осени 42-го. Место, дата и обстоятельства гибели не выяснены, но ни Серёжи, ни матери, ни жены, которая находилась в одной из оборонительных частей, мой дед не увидел более никогда. 

В 2017 году, устав от бесплодных поисков и отказов, я заявила в международный розыск и Анну Михайловну, и ее первую невестку Лидию Альфредовну Вайнберг, надеясь на скрупулёзность немцев, ведших кровавую статистику во время войны. Но после колоссальной работы целой группы профессионалов из Германии (только список сайтов, к которым обращались за поиском, составляет пять листов) я снова ничего не узнала.

Чувство незавершенности хорошо только с той стороны, когда тешишь себя найти еще что-то, и благодаря постоянной работе музейщиков и библиотекарей по оцифровке старых и старинных документов, ты иногда действительно получаешь новые факты, но с другой стороны, на меня стала давить ответственность за финал судеб родных.

Решение было найдено. Еще в 2015 году мы, гостя у друзей в Иерусалиме, поехали в музей Шоа Яд-Вашем и расспросили службу информации о своих родных и способах поиска. Прошло три года прежде, чем до нас дошло, что нашу Аню мы должны упокоить сами, в столице Израиля, в месте, где ждут имён тех, которых давно с нами нет, но они не забыты. 

В один из жарких июньских дней 2018 года в Иерусалиме мы с сыном сдали Лист свидетельских показаний на Анну Михайловну Глебову (Лею-Малку Мовше Шеншев/Сингозин), а спустя полтора месяца пришел ответ из Иерусалима о том, что она признана жертвой Холокоста, а имя ее теперь навсегда внесено в Центральную базу Яд Вашем.

Конверт со старыми фотографиями, сохраненный дедом в войну, еще таит в себе множество загадок, и вопросов по-прежнему больше, чем ответов, но теперь мы в поиске всегда, останавливаться глупо. 

Имя Анны теперь успокоено в Зале слёз в Иерусалиме, имя погибшего с ней Сережи носит мой отец, но поскольку утеряна вся информация о его приёмной матери, и я так и не знаю ничего о судьбе моего прадеда Михаила Самойловича, работа продолжается.

В нашей семье не сохранились никакие артефакты, получается, что единственная реликвия – это черно-белые снимки с удивительно живыми лицами, в которых я вижу родные черты и удивительную схожесть с ними лиц их потомков. Никакие цифровые фото и социальные сети и близко не стоят с этими похожими на открытки, пожелтевшими от времени, снимками и подписями к ним: «Моим дорогим папе и маме посылаю свою морду на память о их бестолковой дочери и сестре Анне», Лубны, 2-го июня 1911 года.

Я выражаю бесконечную признательность работникам Госархива г. Киева за поиск и доставку документов в Израиль летом 2022 года, я считала, что это невозможно: быть под бомбежками в самой горячей фазе начавшейся войны и помогать россиянам, пусть и знакомым по переписке. Тогда нам прислали две тяжелые папки арестантских дел моего репрессированного деда, доказывающие мое еврейство, но не открывающие ни одной тайны о семье. Дед молчал. Молчали и все мы, даже в самые лояльные российские времена, предпочитавшие не распространяться ни о своей национальности, ни о репрессиях, катком проехавшимися по моей семье. 

Много лет я участвую в акциях поминовения репрессированных и даже мой ник в Твиттере «Ухтпечлаг», потому что свободное время я отдаю освещению судеб политзаключенных в современной России в указанной соцсети, но круг моего общения достаточно узок. Молчание – не золото в этом контексте. Буду очень рада, если мой рассказ прочитают и дадут советы по поиску, подскажут, к кому можно обратиться в Израиле. 

Летом 2023 я, не веря в свои силы, зашла в Яд Вашем на открывшуюся инсталляцию «Книга имен» (рекомендую всем), «я буду искать бабушку целую вечность и не найду»: крутилось в  моей голове. Но, знаете, каким-то непостижимым образом я открыла нужную страницу сразу же, а страниц этих – великое множество, на них увековечены имена почти пяти миллионов уничтоженных евреев, это целое море огромных белых листов, в которые ты ныряешь с надеждой и выходишь ошарашенный и не могущий забыть об этом визите уже никогда. 

Желаю Израилю огромных сил в моменте и навсегда. Ам Израиль Хай!