Алия в историях. История вторая. Как я был кондитером.

История, которую я собирался вам рассказать также, как и многие другие, наиболее крепко засевшие в памяти, произошла на заре нашей эмигрантской жизни, ну, а если уж быть дотошно-пунктуальным, то буквально через неделю-две после прибытия. К тому времени квартирный вопрос частично разрешился, т.е. было где упасть и предаться тоскливым размышлениям на тему «И зачем мне все это было надо…» На горизонте отчетливо маячили неясные перспективы, небольшое ежемесячное пособие, практически полностью уходившее на оплату съемной квартиры, поиск дополнительного заработка и изучение языка. В душевный дискомфорт вносила свою лепту и жена, которая с самого начала всеми фибрами своей души сопротивлялась отъезду, а теперь и вовсе была живым укором. Наверное, рыба вытащенная из воды чувствует себя лучше, чем мы тогда. Приехали мы в канун праздника Песах, когда вся страна радовалась жизни, праздновала и веселилась, но на нашу улицу праздник пока не пришел. Школа, в которой нам предстояло изучать иврит, разумеется, тоже не работала и мы маялись вынужденным бездельем. Вот тут-то нам подвернулась «замечательная» возможность заработать.

Чтобы было понятно чему мы были обязаны таким счастьем, сделаю небольшое историческое отступление.

В период большой эмиграции или, как это называют у нас, большой алии, пришедшейся на 90-е годы, в стране возникло огромное количество мелких фирм, занимающихся трудоустройством нелегальных рабочих, туристов и вновь прибывших «зеленых» израильтян, вроде нас. Я не зря объединил эти три социальные группы, потому что все они попадали в категорию людей, которых можно было легко «сделать». У одних не было никаких прав и их безбожно обманывали, другие хотя официально и считались гражданами страны, но были абсолютно беспомощны: ни языка, ни знания законов, ни умения отстаивать свои права. Такие фирмы открывались в считанные дни, быстро делали деньги и, случалось, испарялись с зарплатой работников. Занимались этим ушлые израильтяне в творческом союзе с бывшими нашими соотечественниками, приехавшими в страну несколькими годами ранее. Вообще о нечистоплотности «наших» можно написать много нелицеприятного, но не в этой истории.

Понятно, что работа предоставляемая такими фирмами была, скажу прямо, мало интеллектуальной: либо подай-принеси-помой-убери, либо, как загадочно писали в дешевых рекламных листках, «на свежем воздухе». Черная, грязная, тяжелая, унизительная и ко всему прочему мало, ну очень мало, оплачиваемая. В принципе, людям не умеющим сказать и полслова на иврите нереально было претендовать на большее.

Вот в такую фирму попал и я. Работодателем оказалась кондитерская, по случаю праздника работавшая в авральном режиме и, опять же по случаю праздника, не имеющая возможности задействовать коренных и грамотных израильтян на полную катушку. А посему на работу принимались все имеющие руки, ноги и широкие спины.

Вот эта «неразборчивость в связях» и объединила меня в одной группе с сорокалетним мужиком, вероятно российским туристом, и несколькими арабами с палестинских территорий, один из которых владел русским языком, как мы с вами и, как выяснилось потом, оказался выпускником какого-то ленинградского института. Нанимать арабов на работу было запрещено, поэтому, во избежании ненужных эксцессов, случайных свидетелей и контактов с полицией, работали они исключительно по ночам и за наглухо закрытыми дверями. При малейшем стуке они как тараканы, разбегались по углам и выползали только после восстановления спокойствия. Все это я понимаю сейчас, а тогда, глупый и зеленый, я воспринимал их, как бывших соотечественников-узбеков, а непонятная любовь к пряткам вызывала лишь легкое удивление.

Работа для нашей категории была, разумеется, в ночные часы с 6 вечера до 7 утра. С места сбора у дверей посреднической конторы нас забирал какой-то тарантас, отвозил к месту работы, а утром возвращал обратно. В один из дней он не приехал и домой пришлось пилить ножками.

Итак, первый рабочий вечер или ночь, в общем, смена.

Помещение кондитерской производило несколько странное впечатление. Ни хорошее, ни плохое, а именно странное. Да что, вообще, мог понимать в кондитерском производстве какой-то занюханный инженер, 10 лет до этого проработавший в тепличных условиях компьютерных залов. К тому же, если само слово «кондитерская» прежде было окружено неким ореолом романтики, как в «Трех толстяках». За ним мне виделись пылающая печь, румяный толстый кондитер, кремовые розы, горы цукатов и облака сахарной пудры, но очень скоро все иллюзии рассыпались в прах. Кондитерская в моем случае, скорее походила на заводской цех, в котором с одинаковым успехом могли печь печенья, клеить обувь или собирать холодильники. Анфилада из трех загаженных производственных залов, к каждому из которых примыкало несколько подсобных помещений также не блещущих чистотой. В залах натыканы или формовочные машины, выдавливающие на транспортерную ленту из своих заскорузлых недр маленькие коричневые или белые кучки, обещающие стать арахисовым или кокосовым печеньем, или огромные печи, превращающие эти неаппетитные кучки во что-то съедобное.

Подсобки оборудованы или под склады, или под малые цеха, либо доводящие продукцию до нужной кондиции, либо приготавливающие смеси для вышеозначенных печений.

Одно из таких помещений и было моим «офисом». Большая проходная комната, одной стороной примыкающая к производственному цеху, другой же к туалету (деталь эта еще сыграет свою роль в нашей истории). Одна ее часть до потолка завалена огромными и тяжеленными мешками с лущеным арахисом и кокосовой стружкой, а в другой стоят мельница, перемалывающая в муку этот самый арахис, и колоссальный блендер, смешивающий готовую арахисовую муку или кокосовую стружку с десятком ингредиентов весьма подозрительного вида. Из туалета широкой полноводной рекой течет вода (видно прорвало трубу) и, омывая вышеозначенные механизмы, вытекает в цех по дороге смешиваясь с остатками смеси, выпавшей из блендера или формовочной машины. Вот, примерно, такая диспозиция.

По началу я был мельником — стаскивал с кучи мешок с арахисом, засыпал орехи в мельницу, перемалывал в муку, снова засыпал, снова перемалывал. За ним другой мешок, третий. Потом я был весовщиком — отмеривал и взвешивал порции полученной муки и арахисовой стружки. Сколько этой дряни в те дни прошло через мои руки я не помню, уверен, что сотни килограммов, но на кокос у меня тогда выработалась такая стойкая аллергия, что последующие лет десять я не переносил даже его запах. Дальше — больше, мастерство растет и мне доверили управлять блендером. Тогда я впервые увидел из чего делают ту выпечку, что мы едим с большим удовольствием. Самое интересное и к чести производителя должен сказать, что на это идут вполне приличные, натуральные продукты: орехи, сахарная патока, яичный белок. На линиях, где по рецептуре используется шоколад, применяется качественный французский и бельгийских кондитерский шоколад. Приходит он килограммовыми плитками необыкновенно вкусный и одну такую я даже тиснул домой.

В коротких перерывах я бродил по другим участкам этого царства и наблюдал за работой различных групп. Конечно, во всем был определенный порядок. Одни обслуживали только печи, загружая в них пирамиды противней и извлекая готовую продукцию. Другие суетились вокруг формовочных машин, закидывая в их жерло приготовленную мною кашу и снимая с ленты транспортера противни с готовыми кучками. Во время одной из таких экскурсий я увидел, как солидная часть смеси выпала из дозатора и плюхнулась прямо в лужу, которую я вам так живописно описал выше. Произошедшее никого не смутило. Кучу подняли с пола и вернули на законное место. Ну, и впрямь, не пропадать же добру.

К концу смены, уже под утро, я стал свидетелем восхитительной сцены. И хотя звукоряд выпал из моего восприятия в силу незнания языка, видеоряд был настолько выразительным и экспрессивным, что все было понятно без слов.

Итак, утром, когда солнечный свет уже пробивался через немногочисленные окошки под крышей в цеху нарисовался старичок. Маленький, чистенький ходил по комнатам и всюду совал свой нос. И вот в одном из углов он вдруг обнаружил огромный в человеческий рост стеллаж на колесах, которые используют в пекарнях. На стеллаже снизу доверху лежали противни с с арахисом или миндалем, который за несколько минут до этого вывезли из печи после жарки и оставили остывать. Старичок увидев это дело, стал орать благим матом. Я думал его кондратий хватит. Поднялся жуткий тарарам. Чего он верещал было непонятно, но тут же пригнали пару-тройку ребят и они стали весьма споро сгружать противни со стеллажа и пересыпать жаренные орехи с одних подносов на другие. На мой, в ту пору, непросвещенный взгляд означенное действо было полной загадкой, так как никакой разницы между противнями, кроме их цвета (одни были черные, вероятно железные, а другие серебристые, скорее всего алюминиевые или стальные) я не замечал. Но старичку виднее, а потому он, не прекращая стенать, суетился вокруг, стараясь подсобить. И тут от всей этой суеты кто-то что-то где-то зацепил и вся конструкция с жутким грохотом обрушилась на пол. Получилось как у Михалкова, помните?

Неловкое движение —

И вдруг…

В глазах подруг

Туманом застилаются

И небо, и земля,

А солнце отражается

В осколках хрусталя.

Хрусталя, правда, не было, но орехи разлетелись по всем углам. «Несколько часов работы и гора сырья коту под хвост» — скажете вы. Начинай все сначала. Наивные вы мои. Взяли метелку, совочек, подмели, собрали, продули и водворили на место. И, главное, старичок остался очень доволен, потому как все сделали быстро!

А теперь, внимание, правильный ответ! Напоминаю, что события происходят в пасхальную неделю и продукты, как потребляемые, так и производящиеся имеют особый статус кашрута. Нарушение технологии или правил с точки зрения оного влечет за собой отлучение от лона, то бишь лишение лицензии кошерного производства и, как следствие, большие финансовые потери. Как мне удалось выяснить позже, эти злополучные орешки действительно поджарили на противнях, изготовленных из разных материалов, один из который оказался кошерным, а второй — нет (какой из них — не спрашивайте). И если бы кто-нибудь из проверяющих (а там их тьма) заметил, то хлопот потом было бы немерено. А так все быстренько перегрузили и тип-топ. А то, что там на пол немного упало, так в кашрутном кодексе об этом ничего не написано. Так что, все законно.

Вот так. Проработал я там несколько дней до конца праздников, но продукцию, изготавливаемую в этой кондитерской, не покупаю и по сей день. Конечно, вы можете сказать, что в других местах не лучше. Возможно вы правы, но ТАМ Я ВИДЕЛ ВСЕ САМ!